-- Будет исполнено, моя госпожа, -- сказал лоснящийся человечек по-аморийски.
-- Дорогая, -- сказала София Юстина, -- познакомьтесь с мэтром Давидом, моим модельером и цирюльником.
-- Очень рада, -- прошептала Кримхильда, опустив глаза.
-- И я очень рад, моя красавица, -- благодушно заявил человечек, делая попытку поцеловать пальцы правой руки принцессы.
София рассмеялась.
-- Вы не стесняйтесь мэтра, дорогая. По рождению он стоит гораздо ниже вас. Он простой иудей. Будучи девятым ребенком в бедной семье, он был продан родителями в рабство. Мой отец как-то купил его, чтобы воспитать домашнего служку. Когда у Давида обнаружился художественный дар, отец отдал его на обучение дворцовым цирюльникам. И вскоре Давид превзошел их в искусстве...
-- Вы льстите мне, моя госпожа, -- в приятном смущении пробормотал мэтр.
-- ...Когда мне исполнилось пятнадцать лет, отец подарил мне Давида ко дню рождения. А два года тому назад я дала ему вольную.
-- У вашего сиятельства великодушное сердце, -- вставила Кримхильда.
-- Ну еще бы, -- хмыкнула София, -- мне потребовалось все мое великодушие, чтобы отпустить на волю человека, который сэкономил мне не одну тысячу солидов, а отец заплатил за его содержание только лишь сто солидов; мне же Давид достался и вовсе бесплатно! Хотя, конечно, с другой стороны, я могла его не освобождать. Во всяком случае, даже получив вольную, мэтр Давид предпочел остаться у меня в услужении.
-- А как же иначе! -- всплеснул руками мэтр. -- Найдется ли в целом свете лучшей госпожи, чем моя?!
-- Старый мошенник! Ты прекрасно знаешь, сколь нелегко иудею-вольноотпущеннику заиметь собственное дело в Темисии. Конечно, тебе много лучше жить у меня, на всем готовом!
Пока имел место такой разговор, мэтр Давид занимался довольно странной работой: он укутывал зеркала бархатными покрывалами.
-- Дорогая принцесса, оставляю вас в умелых руках моего достойного слуги. Исполняйте все, о чем он вас попросит...
-- А вы?.. Вы меня оставляете?! -- испуганно спросила Кримхильда.
-- Ненадолго, -- мягким, чарующим голосом промурлыкала София. -- Я скоро вернусь. Итак, слушайтесь мэтра, доверяйтесь ему! Он подарит вам тот сюрприз, о котором я упоминала.
Чуть не насильно усадив нарбоннскую принцессу в глубокое кресло, София Юстина плутовато подмигнула верному слуге и вышла вон.
* * *
Час спустя она вернулась в комнату цирюльника. Помимо Кримхильды и мэтра Давида, здесь появились младшие служки, ассистенты мэтра.
-- Ну, вот и я!
Принцесса Кримхильда посмотрела в ее сторону и обомлела. Голос казался знакомым, но женщину было не узнать.
Выступала София в ярко-красных сандалетах на очень высоком тонком каблуке; казалось удивительным, как вообще ей удается переставлять ноги, ведь ходила она почти что на кончиках носков. Выше подошвы и до самого таза ноги были совершенно открыты; едва заметная, скорее символическая, юбка из блестящей черной кожи плотно облегала совершенные бедра и ягодицы; сверх того, по бокам юбку рассекали глубокие разрезы, заканчивающиеся лишь на поясе у талии. Этот пояс из белой кожи скрепляли изящные пряжки в виде крылатого коня, Пегаса, высеченного из цельного пиропа и оправленного в золото. Выше лилейного пояса, сливаясь с ним, шла белая, словно алебастровая, полоска обнаженного тела. Второй пояс, такой же ярко-красный, как и сандалеты, обтягивал тело под грудью. Он удерживал роскошную рубаху из карминного атласа; на груди эту короткую рубаху скрепляла единственная фибула-застежка в виде камеи все того же аватара Пегаса, небесного покровителя Софии Юстины. Ворот атласной рубахи лежал свободно, обнажая тонкую, как у младого лебедя, шею. Удлиненное лицо с острым волевым подбородком было отмечено печатью врожденного аристократизма, прелесть его лишь подчеркивали крохотные серебрянные блестки, рассыпанные по нему. Главными украшениями этого лица были, конечно же, огромные черные глаза, подведенные сурьмой и перламутром, и изумительно очерченные губы; яркий карминный их цвет удачно дополняли блестки, создавая ощущение высокой чувственности. Блестящие смоляные волосы были уложены курчавыми волнами, а скрепляла их золотая княжеская диадема с танцующим Пегасом. Наконец, на запястьях атласная рубаха была заправлена в перчатки все того же карминного цвета, обтекавшие длинные изящные пальчики подобно второй коже.
Княгиня София прошлась по комнате перед изумленным взглядом нарбоннской принцессы, давая себя рассмотреть со всех сторон. Не в силах сдержать лавину чувств, Кримхильда издала долгий "О-о-ох!" и закрыла глаза.
-- Ну что ж, мэтр, я вижу, вы заканчиваете, -- как ни в чем ни бывало произнесла София Юстина. -- Это значит, что скоро мы будем готовы отправиться в город.
Кримхильда едва отворила глаза и чуть слышно прошептала:
-- Вы... вы собираетесь так... в таком виде... -- и замолчала, густо покраснев.
"В таком виде" женщина у галлов считалась бы голой, -- вот что постеснялась сказать принцесса своей обворожительной хозяйке.
София Юстина пожала плечами.
-- Разумеется, моя дорогая, разумеется! А как же, по-вашему, следует одеваться для светской прогулки?!
Этот вопрос заставил Кримхильду покраснеть еще больше, если это было вообще возможно. Затем она представила, как будет выглядеть рядом с этой ошеломляющей женщиной в ее более чем смелом и соблазнительном туалете, и сложная гамма чувств, от стыда и страха до зависти, обиды и возмущения, привела принцессу в полнейшее замешательство. Она уже раскрыла рот, -впрочем, она его и не закрывала с того момента, как увидела новый наряд Софии, -- дабы со всей доступной ей вежливостью и твердостью отклонить предложение любезной хозяйки, как та опередила ее.
-- Мэтр Давид, -- сказала княгиня, -- если ты закончил, открой зеркала. Пора явить нашей дорогой гостье ее истинную красоту!
...Еще некоторое время прошло, прежде чем София и ее цирюльник-модельер совместными усилиями, с помощью духов и нюхательной соли, привели в чувство шокированную собственным новым обликом принцессу.
В зеркале на нее смотрела утонченная красавица с длинными, распущенными до самой талии платиновыми волосами. Голову венчал странный убор, похожий одновременно и на диадему, и на обруч, каким любила скреплять волосы северная богиня Фригг, супруга мудрого Вотана; убор сей украшал огромный, величиной с кулак, смарагдовый камень. В ласкающей взор светло-зеленой гамме было выдержано и остальное одеяние: во-первых, длинное, до пят, гофрированное атласное платье, или, скорее, широкая накидка, расшитая золотой каймой; она прикрывало плечи и руки до локтей; далее руки оставались обнаженными, если не считать большие, но изящные яшмовые браслеты на запястьях и такие же, как у Софии, перчатки из тончайшей кожи, только не карминного, а смарагдового оттенка. У талии накидку скреплял золотой пояс с пряжкой в виде камеи аватара Химеры. Прекрасно вылепленные ноги подчеркивались воздушными колготами того же оттенка; внизу эти колготы незаметно переходили в туфельки на предусмотрительно низком каблуке.
-- ...О-о, не-е-ет, -- простонала принцесса Кримхильда, едва обретя способность говорить. -- Что вы со мною сделали?..
София Юстина от души рассмеялась.
-- Ровным счетом ничего, дорогая: мы всего лишь подчеркнули задумку Творца, создавшего вас такой, какая вы есть! Как можно было столь жестоко заставлять страдать ваше прекрасное тело в оковах этих грубых и безвкусных рубищ?! -- тоном, исполненным искреннего негодования, вымолвила она, презрительно кивая на одежды, в которых Кримхильда явилась сюда.
-- Ой, -- только и могла всхлипнуть принцесса, с трепетом глядя на собственное отражение в зеркале.