Между тем княгиня София продолжала свой наглядный урок:
-- Мы с вами женщины, мы молоды и красивы. Творец создал нас таковыми, дабы мы могли наслаждаться жизнью. Бежать от радостей жизни, от собственной красоты, от счастья, от улыбок, от восхищенных мужских взглядов есть ни что иное как бунт против священной воли всемогущего Творца! Да-да, милая, именно так! Скрывая свою красоту, вы, тем самым, бросаете дерзкий вызов Создателю и слугам его, великим аватарам, и, следовательно, впадаете в ересь!
Принцесса Кримхильда побледнела на глазах.
-- Я впадаю в ересь?.. -- испуганно переспросила она.
-- Вас извиняет лишь то, что вы впадали в ересь неосознанно, -великодушно уточнила София. -- Дьявол, умеющий как никто иной искусно прятаться под личинами языческих божков, диктовал вам нормы поведения. Но нынче, когда ваш мудрый отец и вы приняли Истинную Веру, ипостаси Хаоса более не властны над вами! Вы можете нести свою красоту в мир, озаряя его; скажу больше: вы обязаны это делать! Прошу вас, встаньте и пройдитесь; вы почувствуете, как упоительно бьется ваше юное сердце, -- это женщина, самое восхитительное творение Господа, просыпается в вас, моя дорогая!
-- Я уже чувствую, как мое сердце готово выпрыгнуть из груди, -прошептала принцесса.
Однако она послушалась свою наставницу и сделала несколько шагов по комнате. Новый наряд безукоризненно обтекал фигуру, ткани ласкали; пожалуй, призналась себе Кримхильда, лишь ласки матери в далеком детстве могли сравниться с нежными прикосновениями этих чудесных одежд... Когда она двигалась, одетые в малахитовые колготы ноги выступали из-под накидки, и сама Кримхильда невольно залюбовалась ими: она и не подозревала, что ее ноги столь красивы!.. Незнакомое ощущение гордости и блаженства волнами разливалось по всему телу, заставляя его трепетать и, тем самым, делая его еще прекраснее...
-- Вот в такие мгновения понимаешь, что прожил жизнь не зря и кое-чему научился, -- выдавив слезу умиления, проговорил мэтр Давид.
Уразумев, что мэтр, как видно, сделал ей некий особо изысканный комплимент, Кримхильда зарделась и тут же вспомнила об отце.
-- Я благодарна вам, ваше сиятельство, -- упавшим голосом молвила она, -- одни лишь боги знают, как я вам благодарна, но мне придется нынче же у вас снять сей чудесный наряд.
-- Об этом не может быть и речи! -- воскликнула София с твердостью в голосе, какую ее гостья никогда не слышала ни от какой женщины: так могли разговаривать лишь привыкшие повелевать мужчины, вроде ее могучего отца.
-- Я не хочу ничего слушать! -- уже более мягким тоном сказала княгиня. -- Невелик грех по незнанию, но страшен грех по умыслу! Кроме того, вы обидите меня, отвергнув мой искренний дар.
Принцесса ошеломленно уставилась на хозяйку.
-- Как, вы дарите... вы дарите это?.. дарите мне?!
-- А как вы думали, -- усмехнулась София, -- вы думали, я дала вам просто поносить?
-- Но как же это... Платье... оно стоит целое состояние! А еще смарагдовая диадема... Нет, я не могу принять такой дар!
София Юстина вплотную подошла к Кримхильде и, глядя ей прямо в глаза смарагдового цвета, отчеканила:
-- Хочу, чтоб вы знали, милая: я достаточно богата, достаточно рассудительна и достаточно независима, чтобы тратить мои деньги когда хочу, как хочу и на кого хочу! К вашему сведению, сударыня, род Юстинов является одним из самых состоятельных и высокопоставленных в нашем государстве. Что для меня эта диадема -- цена ей, самое большее, сто империалов...
"Господи, -- промелькнуло в голове несчастной Кримхильды, -- сто империалов! Отец никогда не дарил мне ничего больше чем на один серебрянный денарий10!".
-- ...А ваш отказ принять мой искренний дар будет равнозначен пощечине мне, вашему преданному другу; скажите, чем я заслужила подобное к себе отношение?!
Тон, которым была произнесена эта тирада, полностью соответствовал ее содержанию. Разрываясь между жгучим желанием носить и дальше этот чудесный наряд, боязнью обидеть радушную хозяйку, с одной стороны, и страхом неизбежных последствий, с другой, Кримхильда расплакалась прямо на груди княгини Софии.
Та чуть отодвинулась, чтобы слезы принцессы, ни приведи Господь, не подпортили карминно-атласную рубаху, и с сочувствием проговорила:
-- Ну, так что ж вы плачете, моя дорогая красавица?
-- Как же мне не плакать, ваше сиятельство?! Отец убьет меня, когда увидит.
София Юстина покачала головой в знак несогласия.
-- Вы плохо думаете о своем отце, дорогая. Он мудр. Какой отец не возблагодарит Творца, узрев в своей дочери такую красавицу?!
-- Вы не знаете моего отца. Он не такой, каким вам представляется...
-- Понимаю, он прежде дурно с вами обращался. Но, подумайте, принцесса, разве милость, каковая явлена ему богами небесными и богом земным, не в состоянии изменить натуру человека?!
-- Отец меня убьет, -- с уверенностью обреченного повторила Кримхильда. -- Или, в лучшем случае, выпорет.
-- Вот что я вам на это скажу, дорогая. Возможно, ваш отец сперва будет шокирован, возможно даже, он выбранит вас, -- но, поверьте мне, это будет ваша первая победа над предрассудками, низводящими женщину до положения домашнего скота! Отец откроет в вас не только восхитительную красавицу -- он найдет в вас личность! Гнев пройдет, а гордость останется. Поверьте мне, дорогая, герцог Крун будет гордиться вами! Когда-то нужно сделать первый шаг. Нет лучшего времени для такого шага, чем сегодня, здесь, в Темисии, когда предрассудки рушатся, а рядом с вами ваши друзья, готовые вас поддержать!
"Сегодня я неподражаема, -- отметила сама для себя София Юстина. -- Как замечательно, что отец в свое время не скупился на лучших учителей риторики для меня, а я была прилежной ученицей!".
Действительно, речи хозяйки, как видно, возымели действие, и уверенность обреченной обратилась в решимость обреченной. Сделав над собой страшное усилие, принцесса Кримхильда молвила:
-- Будь что будет! Надеюсь, вы окажетесь правы, ваше сиятельство.
-- Да будет вам известно, дорогая, я редко когда ошибаюсь, -- ответила София Юстина.
Затем они покинули комнату цирюльника; напоследок мэтр Давид отпустил обеим женщинам еще несколько особо изысканных комплиментов. Следую за хозяйкой по длинным галереям дворца, Кримхильда с завистью и восхищением посматривала на нее, а про себя размышляла: "Как эта женщина смела, раскованна, пикантна. Как она умна, самостоятельна, находчива. А ведь у нее тоже есть отец, первый министр. И она всего лишь на два года старше меня -а кажется, будто я ребенок в сравнении с ней! Ах, почему я родилась северянкой, среди варваров! Родись я княжной, как она, или хотя бы простой аморийской патрисой, я бы могла всегда носить такие платья, ну, может, чуть похуже, танцевать на балах, тратить деньги, делать, что захочу, и сводить мужчин с ума своей красотой... Ах! Господи, она права: я и не знала, как я красива! И все же она, пожалуй, красивей меня... Одно лишь посмотреть, как ступает она своими точеными ножками"...
Вот так размышляла сама с собой принцесса Кримхильда, не догадываясь, что сокровенные мысли ее вовсе не являются тайной для княгини Софии Юстины. "Учись, учись у меня, дорогая, -- думала в то же самое время София. -- Очень может быть, тебе моя наука пригодится. Во всяком случае, я ради этого постараюсь!".
-- Ваше сиятельство, могу ли я задать вам вопрос? -- внезапно обратилась к ней Кримхильда.
-- Разумеется, дорогая. Задавайте.
-- Почему вы помогаете мне, ваше сиятельство?
"Она неглупа, -- отметила София. -- И это замечательно! Теперь от моего ответа, возможно, зависит моя карьера. Важно ответить так, чтобы она не заподозрила меня в неискренности. Варвары порой бывают весьма проницательны".
-- Потому что вы мне нравитесь. Но это, признаюсь, не единственная причина.
-- Ага! Я так и знала, -- прошептала принцесса.
-- Вторая причина в том, что я, как никто другой в этой стране, желаю мира между аморийцами и народами Севера. А мир непрочен без личной дружбы между правителями государств...