«Лик женщины, но строже, совершенней
Природы изваяло мастерство.
По-женски ты красив, но чужд измене,
Царь и царица сердца моего.
Твои нежный взор лишен игры лукавой,
Но золотит сияньем все вокруг.
Он мужествен и властью величавой
Друзей пленяет и разит подруг.
Тебя природа женщиною милой
Задумала, но, страстью пленена,
Она меня с тобою разлучила,
А женщин осчастливила она.
Пусть будет так. Но вот мое условье:
Люби меня, а их дари любовью.
Уж если ты разлюбишь — так теперь,
Теперь, когда весь мир со мной в раздоре.
Будь самой горькой из моих потерь,
Но только не последней каплей горя!
И если скорбь дано мне превозмочь,
Не наноси удара из засады.
Пусть бурная не разрешится ночь
Дождливым утром — утром без отрады.
Оставь меня, но не в последний миг,
Когда от мелких бед я ослабею.
Оставь сейчас, чтоб сразу я постиг,
Что это горе всех невзгод больнее,
Что нет невзгод, а есть одна беда -
Твоей любви лишиться навсегда».
Последние куплеты Тома пел едва ли не плача, посвящая каждую строчку одному единственному человеку, о нет, не человеку – ангелу, каким он считал Билла. Голос его стал глуше, но от этого не менее приятным. Лицо было взволнованным, и он часто облизывал губы, чем только распалял две пары глаз, жадно поедавших каждое его движение.
Когда пение стихло, все присутствующие стали аплодировать и расхваливать Дювернуа на все лады. Виконт сразу ринулся к нему, начиная осыпать комплементами, и это произошло так быстро, что Гийом и опомниться не успел, как вдруг заметил, что де Тресси стоит рядом с Томом, бережно держа его за руку. Ощущая неприязнь к этому человеку, Билл направился к ним, чтобы постараться увести своего мальчика от ухаживаний назойливого дворянина, который не терял времени даром и уже успел вручить Тому бокал вина.
— Прошу прощения, мсье виконт, но мне нехорошо. С вашего позволения я хотел бы удалиться к себе. – услышал Билл, когда подошёл поближе, но только он собирался взять Тома под руку и увести, как подбежал восторженный Анри, брат виконта, расхваливая их обоих, и принялся умолять показать несколько танцевальных па. Отказывать Билл не имел права, а потому нехотя оставил Дювернуа на попечение виконта, который обязался отвести слепого арфиста наверх, а сам пошёл в дом вместе с Анри. Сказать, что де Тресси обрадовался такому повороту – это ничего не сказать. Как только его брат вместе с Гийомом скрылись в дверях дома, он учтиво предложил Дювернуа свою руку и повёл в сторону домика прислуги. Никто из присутствовавших не обратил на это внимания, поскольку каждый из них хоть раз сам помогал Тому таким образом, к тому же, слуги начали накрывать на стол, сёстры были полностью заняты обсуждением модных туалетов с супругой виконта, а сам де Роган находился в доме вместе с Анри и Биллом. Достаточно отдалившись, и осторожно оглядевшись по сторонам, де Тресси резко развернул Тома лицом к себе, прижимая к холодной стене дома. Арфист успел только испуганно ахнуть, этим самым ещё больше подогрев нездоровый аппетит виконта.
— Ну что, птичка певчая, попалась? – гадко протянул де Тресси, чувствуя, как юноша задрожал в его руках, испытывая извращённое, зверское удовольствие от того, как тот пытается выскользнуть из его хватки, и что-то увидеть слепыми глазами.
ТВС
========== Часть I. продолжение 4 ==========
Усердным взором сердца и ума
Во тьме тебя ищу, лишенный зренья.
И кажется великолепной тьма,
Когда в нее ты входишь светлой тенью.(с)Шекспир
POV Bilclass="underline"
— Пятая позиция, бризе!
«Боже милосердный, неужели это правда»?
— Третья позиция, препарасьон, эшапе, четвёртая!
«Не могу продолжать. Несчастный мой мальчик. Том, неужели в этом всё дело»?
— Антурнан!
«Поэтому ты отказываешься каждый раз…»
— Снова вторая позиция. Эффасе.
«Ведь ты мог сказать мне об этом сразу. Я бы всё равно не оставил тебя, хотя… Я не понимаю ничего, не знаю, не хочу знать!»
— Препарасьон…
Ещё несколько позиций и со мной будет обморок. Анри быстрый и лёгкий, как пушинка, о таком ученике только мечтать, но у меня кружится голова и в глазах темнеет с каждым шагом. Удары сердца где-то в голове отбивают совсем другой ритм.
Когда Анри увёл меня в дом, пришлось оставить Тома на попечение де Тресси, хотя я с самого начала вечера наблюдал за тем, как этот господин разглядывал моего Тома… Моего… боже, я ведь ничего не знал…. Зайдя в дом, я осознал, что совершил огромную ошибку, оставив Тома наедине с виконтом, и решил, что неплохо бы удостовериться, что с ним всё хорошо. Спросив позволения отлучиться на несколько минут, я выбежал во двор, понимая, что и сейчас может быть поздно. Де Тресси тоже нигде не было, а значит… Едва унимая нарастающее беспокойство, я ринулся к нашим дверям, когда из-за угла сарая послышались голоса. Тихие, но я сразу же узнал ЕГО голос, хотя он звучал холодно, твёрдо, словно сталь. Это было непривычно для Тома, однако смысл слов, которые он произносил так легко, и даже с лёгкой иронией, никак не хотел откладываться внутри, будто они звучали на чужом языке. Зажав рот рукой, дабы не выдать себя шумным дыханием, я опустился на землю у стены. Благо, там был высокий куст шиповника, и раздосадованный виконт де Тресси, уходя, меня не заметил.