И снова замершее мгновение. Когда смотрю в твои глаза, останавливается время, притупляются ощущения, исчезает дыхание – я дышу тобой. Когда ты далеко, я могу свободно мыслить и принимать решения, но стоит лишь тебя увидеть, как желания исчезают, и остаётся одно. Одна цель. Один образ. Одно имя. Тома…
— Билл! – тон голоса твёрдый и требовательный, хотя чем ближе, тем виднее ещё непросохшие дорожки от слёз на щеках. Ты плакал за мной?
— Ах, не ожидал тебя увидеть, любимый! Такой туман! Ничего не видно.
— Настолько густой, что меня ты не увидел? – голос таким холодным не был никогда, говоришь, но не подходишь ближе, — Я прождал тебя всю ночь.
— Прости, Том, мне и впрямь следовало бы… но я остался у Луизы ночевать, совсем меня вымотал этот Анри. Я пораньше проснулся, вот, иду с реки – думал вернуться до твоего пробуждения… а ты уже… — самому себе этот лепет кажется неправдоподобным, но ты…
— У Луизы…хорошо. Пойдём скорее в дом, холодно ведь. – с этими словами берёшь меня за руку, давая мне почувствовать мелкую дрожь прохладных пальцев, и уводишь. И лицо твоё словно застыло – ни одной мысли с него не считать. Я молчу. Я снова солгал. Но ты не догадаешься, что я обо всём знаю.
— Почему платье мокрое? – приобняв, спрашиваешь тихо, а мне страшно повернуться и посмотреть на безупречный профиль.
— Нечаянно в воду уронил…
***
POV Author:
Оба были настолько утомлены бессонной ночью, что придя к себе, смогли лишь скинуть одежду и рухнуть на кровать. И не один сейчас не хотел думать о том, что будет, когда они проснутся. Тома был настолько глубоко поражён таким очевидным обманом Беранже, что даже внутри себя объяснений этому найти не мог, как бы далеко ни заходил в своих предположениях. Однако, это ведь такой пустяк! О местонахождении де Тресси он сразу справился у Луизы, и та подтвердила, что виконт провёл ночь в гостевых покоях с супругой, так же, как и Анри, а значит, Биллу ничего не угрожало. Значит, причина была в них самих, в их любви, а может, в разговоре о предстоящей ночи? Вероятно, Гийом был не готов?
То же самое мучило и Билла. И если его опасения были куда более чёткими, то желания были безумны и непонятны ему самому. Своё отчаянное, необдуманное решение он принял, и собирался осуществить его после сна, сегодня, пока решимость не покинула его.
Сладко потянувшись, Гийом уже по привычке взглянул на своего арфиста, который всегда ложился у стенки. Время уже было далеко а полдень, и солнце весело простирало лучи в их комнату, по которой были разбросаны вещи. Тихо поднявшись, пытаясь не разбудить, Билл прокрался к двери, чтобы спуститься к колодцу. Уже внизу его встретила Луиза, и хоть была безумно сердита на него, всё же спросила, не нужна ли ему горячая вода. Гийом уже хотел было попросить её об услуге, и подтвердить, что ночь провёл он в их с мужем комнате, но одёрнул себя в последний момент — стало стыдно перед женщиной, которая в матери ему годилась.
Приняв омовение, Билл поспешно вернулся наверх, пытаясь как можно тише ступать по скрипучему, деревянному полу. Расчесал волосы, надушился, и скинув с себя одежду, снова лёг рядом с мирно спящим арфистом, который тут же заключил его в объятия, так и не проснувшись. Это несознательное движение вызвало грустную улыбку на губах Нарцисса, которые уже в следующее мгновение ласкали прохладную мочку уха, покрытую светлым пушком, после чего перепорхнули на лоб и тёмные брови по-прежнему спящего эльфа. Беранже никогда ещё не терялся в чувствах, как сейчас. С одной стороны он поступал безрассудно, превращая в ничто своё будущее, а вместе с тем и свою жизнь, но с другой – он решил полностью отдать себя чувству, ибо никто доселе подобного в нём вызвать не мог. Безграничное желание оберегать и лелеять изящное, золотоволосое создание каким-то непонятным образом перерождалось в желание подчиняться и принадлежать, а не владеть, когда они оказывались ближе. Том становился другим, будто в него вселялась какая-то сущность, превращая его из тихого и робкого в сильного и доминирующего. Возможно, потому, что за пределами дома он всегда был ведомым, а природа его было отнюдь не той, что диктовала ему сложившаяся жизнь. И только одного не хватало Гийому – его зрения. Чтобы любимые глаза, которым он был готов простить всё, смотрели на него. И не с обожанием, а с диким, пылающим в них огнём. Не хватало боли.
http://s001.radikal.ru/i195/1110/c1/bf2aec814dd9.jpg
Своими невесомыми поцелуями Билл, однако, разбудил возлюбленного, когда спустился к груди и сомкнул влажные уста на сосках, лаская поочерёдно, и сходя с ума от мягкости бархатной кожи. Первый стон, едва различимый во вздохе, заставил мурашки пробежать по щекам от удовольствия, и Билл оторвался от тёмно-розовых бутонов, возвращаясь к родинкам на шее.
— Ты хочешь убить меня? – хрипло выдохнул Тома, вновь заключая в объятия своего изящного искусителя, который был уже обнажён, и нетерпеливо стягивал одежды с него самого. Насторожила внезапность поведения Беранже, хотя все действия его умоляли забыться.
— Скорее, наоборот, любовь моя, — выдохнул Билл, — ты ведь не откажешь мне теперь?
Том и не думал отказывать. Тепло и аромат, исходившие от Нарцисса, затуманивали рассудок, маня окунуться в их сладость, а потому, резко перевернув обоих, и расположившись сверху, он стал неспешно и ласково целовать сначала лицо любимого, а затем шею и грудь. Каждое движение плавящегося в его руках тела заставляло дарить ещё больше, а покрывшаяся мурашками кожа, которую он ощущал под пальцами, доносила степень возбуждения её обладателя. Найдя губами соски, он довёл Билла до тихих вскриков, которые тот пытался заглушить, зажимая рот ладонью, а когда уста дошли до самого сокровенного, Билл рвано выдохнул, и, достав из-под подушки пузырёк с маслом, вложил его в руку такого прекрасного сейчас арфиста: испарина, выступившая на лице и груди, украшала сотнями крошечных жемчужин, а сочные, алеющие губы влажно блестели, беспощадно даря обжигающие кожу поцелуи. Приняв его, Тома снова вернулся к приоткрытым устам Нарцисса и, будто прося разрешения, провёл по ним языком, получив одобрительный вздох, а затем стал целовать напористей и глубже, лаская, тем временем, Билла снизу, бережно размазывая капли масла. Беранже, несомненно, захлёстывали волны всепоглощающей страсти, и сводимый с ума руками и губами Тома, он желал большего, однако даже это желание не могло умерить его страха. Он дрожал всем телом, как листок на осеннем ветру, что, безусловно, не мог не почувствовать Дювернуа. Во всегда нежных руках не было той ласки, что обычно. Ладони Билла были на редкость холодными и беспорядочно порхали по его спине, а губы отвечали на поцелуи рассеянно и то, что должно было стать порывом безудержной любви, больше напоминало беседу, в которой один из собеседников занят своими мыслями, и отвечает невпопад.
— Ты весь дрожишь… Билл, ты боишься? – Тома внимательно следил за тем, что осязал руками, грудью чувствуя гулкие удары сердца Нарцисса, и ловя губами взволнованное дыхание. Просто с непривычки?
— Ах, нет, продолжай, это понятное волнение.
— Я не причиню боли, — едва касаясь губами кончика уха, прошептал Том, — Не будем спешить, не сегодня.
— Нет, я хочу сейчас! – почти вскрикнул Беранже, вцепившись в его плечи, и не давая отстраниться.
— Да что же с тобой происходит?
— Тома, милый, умоляю, не спрашивай меня ни о чём. Только сделай это, я так хочу! — лепетал Билл, но у самого кружилась голова, и во рту пересыхало. И хотя Том взирал на него невидящими глазами, обмануть их было ещё сложнее, чем глаза зрячего. Он всё чувствовал.