- Мсье! Мсье! – к маркизу и танцору подбежал запыхавшийся слуга Тьери, - Там прибыл нов…
- Принеси-ка нам лимонаду! – громко произнёс Александер, игнорируя слова парнишки, и показывая ему глазами, чтобы не смел сейчас ничего говорить – уроженец Лилля этого слышать не должен.
- Сию же секунду! – выпалил спохватившийся Тьери, и через миг его уже и след простыл. Парень попросту забыл, что в присутствии очередного новичка, сообщать о прибытии новых - запрещено. Это относилось как к артистам, так и к просто красивым юношам и девушкам, которых свозили в Версаль со всей Франции. Это было одной из тайн маркизы де Помпадур.
- Тебя ведь тоже мучит жажда, моя прекрасная лилия? – обратился Александер к юноше, который манерно дёрнул плечом, откинув назад свои великолепные волосы.
Для маркизы де ля Пинкори этот план был прост и отработан: он отбирал самых талантливых, либо просто очень красивых юношей и девушек, они какое-то время жили в его парижском доме, где он учил их всему, что им пригодится в их новой жизни при дворе, но для того, чтобы процесс обучения проходил легче и плодотворнее, непременно ухаживал за ними так, будто готовил исключительно для себя. Портные и парикмахеры завершали общую картину, и по прошествии недели - десяти дней, Александер сообщал новой пассии, что пришла пора быть представленным Его Величеству.
- Маркиз! Вы как никогда вовремя, иначе я бы сошёл с ума от этих бесконечных и совершенно бессмысленных разговоров.
Андрей вздрогнул от неожиданности, и выронил хризантему, увидев, как быстро король приближается к ним, а маркиз легонько дёрнул его за рукав, шепнув, что необходимо встать и поклониться. Юноша безошибочно узнал короля, поскольку видел его портрет в кабинете маркиза. Людовик был одет скромно, без кружев, поскольку сегодня был занят исключительно делами государственными.
- Я всегда к вашим услугам, Ваше Величество! А вы всё в трудах да заботах. Кстати, как дела у нашего флота в Америке? – Александер приблизился к Людовику, и встав на одно колено, поцеловал протянутую руку монарха.
- Ах, не спрашивайте! Клянусь богом, четвертую господина маршала, если он не прекратит лениться. – вздыхая, произнёс король, но потом перевёл взгляд на вмиг оробевшего Андрэ, нервно теребившего в руках шляпу, и глаза его вспыхнули любопытным огоньком. - А кто это прелестное дитя? – уже весёлым тоном произнёс король, подавая руку, тут же ощущая тёплое прикосновение мягких губ.
- О, Ваше Величество, это мой протеже, Андрэ Жирардо. Прекрасный танцор, которого вы вскоре увидите в новой постановке метра Лани.
- Но боже мой, это, скорее… цветок, чем человек. – приподняв за подбородок лицо залившегося густым румянцем Андрэ, король восхищённо рассматривал его. – Следовало бы подобрать тебе имя, которое бы подходило тебе, скажем, Белый Лебедь? - всё не преставал умиляться Людовик, - Каждый танцор при нашем дворе имеет имя, под которым его будут знать остальные. Как тебе, дитя моё?
- Как пожелает Ваше Величество. – смиренно произнёс юноша, поднимая глаза, но встретившись взглядом с королём, тут же опустил их.
- Нет. Приелись уже все эти лебеди и косули! Гиацинт? Жасмин? Ну, подскажите же мне, господин маркиз! Чего стоите молча?
- Тюльпан?
- Неплохая идея. Ну что ж, тогда позвольте мне на некоторое время забрать у вас вашего прелестного протеже, Александер. Мы прогуляемся с ним по парку, а вы пока…
- Зайду к госпоже маркизе. – закончил де ля Пинкори, мысленно вздыхая, и отдав изящный поклон, поспешил удалиться. Всё прошло как нельзя лучше – уж вкусы-то короля он знал очень хорошо. Монарх всегда щедро платил за подобные вещи, и этот раз исключением не станет – юный Андрэ был весьма способным мальчиком. Настолько, что Александру был даже немного жаль с ним расставаться, однако, и себя он знал хорошо – общество этого мальчика, рано или поздно, ему наскучит. Хотелось чего-то более яркого и особенного, а белокурые ангелочки уже поднадоели.
***
- Александер! Как вы можете оставлять меня здесь?! Король же непременно меня…
- Это же король, я не могу ему перечить. Успокойся, малыш, это всего на несколько дней.
- Но ведь я… вы… вы… - слёзы уже ручьями лились по щекам Андрэ, терпеливо утираемые маркизом. – Вы ведь можете сказать, что …
- Что люблю тебя и ты принадлежишь мне? Шутишь ли ты, друг мой любезный?
- Но…
- Наша связь незаконна. Миньоны* могут быть, в наше время, только у особ королевской крови. И если ты хочешь ещё хоть раз увидеть меня, живым, - маркиз особенно чётко произнёс последнее слово, - должен исполнить любой каприз Его Величества и мадам де Помпадур. Больше тобою распоряжаться не вправе никто. Если бы я знал, что ты настолько понравишься королю, я бы ни за что не привёл тебя сегодня. Но если бы ты начал танцевать, то он непременно выделил тебя из других танцоров, и тогда у нас обоих, ангел мой, были бы большие неприятности из-за того, что я не представил тебя ему вовремя. А теперь я должен идти.
В ответ Андрэ лишь коротко кивнул, не представляя, что теперь с ним будет. Глядя вслед удаляющемуся Александру, он провожал не его, а свои мечты и надежды, которыми успел обзавестись за прошедшую неделю. Людовик не был уродом, даже наоборот – видный и хорошо сложённый мужчина, да и маркиза была истинной красавицей, но разве мог кто-либо сравниться с де ля Пинкори, который был воплощением красоты, утончённости и острого ума? Вздохнув тяжко, юноша достал кружевной платок, чтобы стереть рвущиеся наружу слёзы досады, но оглядевшись вокруг, подумал о том, что он во дворце, к нему благоволят высшие особы, одет он в шелка да бархаты, и место в королевском театре ему обеспечено. О чём ещё может мечтать бедный мальчик из Лилля, который ещё месяц тому назад был никем и ничем?
***
Двор был занят политикой, балами и новыми фаворитами, парижане посмеивались над главнокомандующим де Пьемонтом, проигравшим битву англичанам, крестьяне в Лионе готовили очередное восстание, а Сент-Мари, медленно погружалась в зиму, будто засыпая, дыша спокойствием и безмятежностью. И только двое всё не знали покоя, мучаясь внутри себя, и мучая друг друга.
С тех, как вскрылась ошеломительная «правда», оказавшаяся всего лишь маленькой хитростью, и произошёл неприятный разговор с Томой, Беранже не услышал от арфиста ни слова. Юноша молчал, как ни пытался Гийом разговорить его, и как ни просил прощения. Дни тянулись медленно и однообразно, и на самом деле Беранже давно ушёл бы, если бы ни грянувшие холода. Ветер казался ледяным, что было совершенно непохожим на южный климат, трава пожухла, а листья уже полностью облетели с деревьев, оставив их сиротливо стоять раздетыми. Всё стало серым. Красота испарилась. Виконт де Тресси со своим семейством покинул Сент-Мари через день после происшествия, хотя Анри успел взять ещё пару уроков у совершенно безучастного ко всему Гийома, непрестанно спрашивая о здоровье – Нарцисс был бледен и окружающие видели, что каждое слово даётся ему с большим трудом. Юноши по-прежнему радовали слух графа и его семьи своей музыкой и пением, однако все, включая самого графа де Роган, видели то, что между музыкантами будто чёрная кошка пробежала. И если по Гийому было видно, как он отчаянно пытается угодить слепому арфисту, то последний идти на сближение не спешил. Том отказывался от какой-либо помощи, и старался поменьше времени проводить в их общей комнате на чердаке, то сидя с арфой на кухне у Луизы, то на соломе в сарае. Тем не менее, несмотря на внешнюю холодность и безразличие, струны его инструмента напевали всё более грустные мотивы, и порой казалось, что вслед за мелодией расплачется и её создатель. Это же замечал и сам Гийом. Именно это давало ему надежду на то, что есть ещё возможность растопить сердце арфиста, заледеневшее вслед за травой, что по утрам покрывалась инеем.