На самом же деле Тома не мог найти в себе ни капли злости или обиды на легкомысленность и поверхностное отношение Гийома к нему. А именно таким он и считал отношение Нарцисса, и в какой-то степени, несомненно, был прав. Только он не мог найти подходящих слов, чтобы это объяснить. Он искренне не видел причин для того, чтобы Билл оставался рядом, но это было неоспоримым фактом – Беранже до сих пор был с ним, и не прошло и дня, когда бы ни пытался заговорить или прикоснуться. То, что Билл до сих пор находился в Сент-Мари, вселяло сумрачную надежду, ведь ему, Тому, в отличие от Гийома, было некуда идти.
Но ничто не может продолжаться вечно. Ни одна обида, ни одно противостояние. И тем более, когда между двоими существует такое естественное чувство, которое отрицать бесполезно, и которое способно сделать уязвимым даже человека со стальной волей. Не в состоянии простить, порой, маленькой обиды кому бы то ни было, бескомпромиссно следуя своим принципам, мы делаем невозможное, прощая и оправдывая самих мерзкие преступления своих возлюбленных, ибо они, несомненно, дороже нам самих себя.
Alizbar - The Island http://youtu.be/WXZezeqU4Ds
Проснувшись одним ранним утром, Гийом не обнаружил Тома рядом, и нехотя оторвавшись от тёплой постели, накинул на плечи шерстяную накидку, чтобы спуститься вниз и умыться. Солнце вставало позже, и утренние сумерки ещё не отступили, из-за чего Беранже не сразу сообразил, в чём дело. Но выйдя во двор, он был поражён увиденному – с неба на землю медленно падали крупные белые хлопья. Улыбнувшись тёмным облакам, Билл прошёл к колодцу, и поспешно умывшись, хотел было идти искать Тома, но тот внезапно вышел из увитой диким виноградом арки палисадника. Багряные листья ещё не облетели, и белоснежные пушинки очень красиво смотрелись на их тёмном фоне. Но ещё прекраснее выглядел Том, медленно ступающий по покрытой снегом траве. Он казался видением, со своим бледным лицом и рассыпавшимися по плечам медовыми волосами, в которых таяли снежинки. Арфист почувствовал присутствие Гийома, как только подошёл чуть ближе, и настроение его сразу же изменило свои краски, что сразу же отразилось на спокойном, до этого, лице - вспыхнул яркий румянец, и он судорожно вздохнул, крепко сжимая посох в руке. Увидев это, Гийом, молниеносно оказался рядом, и крепко обняв, выдохнул на ухо:
- Я люблю тебя.
Тома был очень напряжён, стоя ровно, как натянутая струна, нерешительно оплетая руками тяжело вздыхающего на его плече Беранже в ответ. Он слышал стук сердца Нарцисса, ощущал его тепло и лёгкую дрожь. Слышал, как любимый бархатный голос тихо повторял одну единственную просьбу: «Прости, прости, прости», и ничего не хотел больше, чем обнять крепко в ответ, забыв обо всём, что происходило прежде. Ощущать возлюбленного так близко было слишком долгожданно, и хотя возможностей было предостаточно, сегодняшнее утро стало особенным, и сдерживать душевные порывы уже не было сил. Взявшееся неизвестно откуда чувство, заставлявшее день и ночь думать только об одном человеке, созревшее слишком неожиданно и быстро, теперь диктовало свои условия, заставляя целиком и полностью забыть все обиды и недопонимания, а воображение более не хотело сдерживаться, рисуя слишком откровенные образы, и опьяняя сознание и силу воли. До сих пор Тома чувствовал в себе силы, и полагал, что не совершит ошибки, но тая в объятиях Гийома, не мог больше закрывать уши от крика сердца, которое рвалось наружу, с каждым выдохом.
POV Bilclass="underline"
- Снег? – подставляя руку медленно опускающимся хлопьям, спрашивает Тома, улыбаясь. Воспользовавшись моментом, слизываю с его ладони снежинку, замечая, как вздрогнул он и тихо ахнул.
- Скорее лёд.
- О чём ты?
- О тебе. Ведь ты всё такой же холодный и неприступный.
- Нас могут видеть, Гийом.
- Тогда пойдём наверх.
Не дожидаясь ответа, сжимаю прохладную руку и веду объект своей страсти вверх по лестнице, пока он послушно за мной следует. Лишь скрип лестницы, его дыхание и моё сердце нарушают утреннюю тишину. Принадлежать, принадлежать ему без остатка.
Ступенькам будто нет конца, а терпение больше не властвует над нами, и наконец, мы врываемся в комнату, где он нетерпеливо прижимает меня к стене, и целует порывисто, немного грубо. И вся его нерешительность тает вместе со снегом в его роскошных волосах, которые уже через минуту станут влажными, и мои пальцы начнут в них путаться. Его ладони, всё ещё прохладные, скользят по моему телу, приподняв ткань сорочки, заставляя вдыхать глубже и дрожать. Но не от холода, а от его близости и дикого желания. Он совсем другой, он ведущий теперь, подавляющий, который видит насквозь, ни разу не открыв глаз. Поцелуи разбросанные, отрывистые, быстрые. Будто жаждущий нашёл ручей, и пытается напиться, боясь, что вот-вот воды не станет. Одной рукой дотянувшись до двери, наспех задвигаю засов, чувствуя, как словно тягучим мёдом обволакивают меня ласки того, кому отдал душу.
Теперь мы одни. Никого больше. Это наш мир, наша жизнь, наше начало и конец.
- Что ты со мной делаешь, Билл? Ведь всё бесполезно. - произносишь сквозь поцелуи, заставляя меня зажмуриться, чтобы не видеть мутных глаз, в которых стоят слёзы.
- Не думай ни о чём, - выдыхаю в губы, любуясь одновременно их очертанием – сладким, чувственным, - Ты мой, Том, и я люблю тебя.
- Нет, это ты – мой. И я ведь не отдам, я скорее убью тебя, чем отдам кому-то, слышишь? Только мой! – оторвавшись от моей шеи, шепчешь не своим голосом, заставляя мурашки бежать по коже от тона, в которым говоришь. Глаза твои чернеют, становясь ясными и блестящими, и из твоей крепкой хватки, чувствую, не вырваться. И не стану. Слишком поздно. Прижимая к стене, впиваешься в мои губы с удвоенной силой, после чего разворачиваешь нас, толкая наугад к постели. Мне страшно. Я никогда тебя таким не видел. Где тот мальчик, который был похож на прозрачный сон? Где арфист, такой же тонкий и хрупкий, как струны арфы?
-Ведь ты хотел… Билл, а я предупреждал. Я не смогу тебя отпустить, понимаешь? – накрывая собой, раздираешь на мне одежду одним рывком. – Я лишь запах твой чувствовать могу, только голос слышать да кожу ощущать, но мне достаточно, поверь, чтобы сойти с ума.
- А вкус? – зная, как это заведёт тебя, спрашиваю, обхватывая ногами твою талию, и кусая влажную шею. Чувствую, как покидает меня рассудок, когда вдыхаю твой запах, и даже если сейчас ты захочешь меня убить, я позволю это сделать. Слишком хочу. Том, если бы ты только знал, что творится внутри меня…
- Билл… - и это обращение похоже на рык, с которым ты отпускаешь мои запястья, что до этого удерживал одной рукой, и ведёшь пальцами по моим рукам, проводя невидимые линии вниз, задерживая их на моих сосках, оттягивая и тут же, склонившись, накрывая губами. Горячий язык ласкает, заставляя выгибаться, потому что этого мало. Нежности не нужно, нужна сила и глубина. Дождавшись моего стона, улыбаешься, и прикусив измученные ареолы, спускаешься поцелуями к низу живота, где сосредоточилось всё желание. Обвивая руками мои ноги, позволяешь почувствовать глубину и жар своего рта, медленно доводя меня до конвульсий языком. – Верно, Билл, твой вкус… - и с этими словами, приподнимаешь мои бёдра, разводя их шире, и тихий вскрик вырывается из меня против воли, когда вдруг чувствую, как язык проскальзывает вглубь меня, пока тонкие пальцы продолжают ласкать изнывающий ствол.