Не стану утомлять вас описанием этого заведения. Питер прошел на шаг впереди меня к отгороженной кабинке, и я — на секунду замешкавшись, не зная, где мне сесть, рядом или напротив, — все-таки сел напротив. Не буду его стеснять. Не стоит с самого начала осложнять наши отношения тем, что я больше не живу на Тридцать седьмой улице и все такое прочее. Ничего, через пару месяцев найду себе однокомнатную квартирку. Наверное, найду. Скорее всего найду. Будем надеяться. Потому что, когда живешь в Нью-Йорке, квартирный вопрос может затмить собой все остальные стороны ваших отношений, и тогда уж не жди ничего хорошего.
— Два кофе, — сказал я кому-то, кто обслуживал наш столик, и нам принесли заказ, причем одновременно обе чашки.
— М-м-м… — произнес Питер. Вид у него был слегка растерянный.
— Я понимаю, — заговорил я. — Ты не знаешь, с чего начать. Извини, я умолкаю. Можешь говорить. Тебе молока?
— У нас времени в обрез, — произнес он, придвигая чашку. Без молока. Я мысленно отметил про себя, какой кофе мы с ним будем пить в будущем. — У меня в некотором роде график.
— Понимаю, — ответил я. — Главное, не брать ничего в голову. Я, по всей видимости, все-таки сяду в поезд. Надо проведать отца, рассказать ему, что случилось.
— О’кей, — отозвался Питер, но я видел, что ничего не о’кей. Он смотрел мне через плечо и делал сжатой в кулак рукой небольшие круговые движения, словно что-то чертил в воздухе.
— Я бы мог все объяснить в письме, — произнес я, — если это, конечно, что-то изменит. — Принесли счет, и я, не глядя, вынул из бумажника очередную банкноту. — На самом деле все очень просто. Согласись, просто удивительно, что такое происходит довольно часто, хотя на самом деле все сводится лишь к трем простым словам.
— Да, вроде бы как, — произнес Питер, допивая кофе. Он явно напрягся. Не иначе, как подумал, что я его в конце концов отверг. Я потянулся через столик, через банкноту — кстати, я разглядел, что это была пятидолларовая бумажка, — и попытался дотронуться до его рук с симпатичными голубыми жилками. Он тотчас встал и отпрянул словно ужаленный.
— Ты кто? Пидор? — спросил он.
— А что, это тебе не нравится? — ответил я.
Я остался сидеть на месте, зачарованно глядя на него снизу вверх, словно то был вулкан, мой Везувий или Мауна-Лоа, извергающий любовь на ужасный уродливый город.
— Это все ярлыки, Питер. Вот и все. Ярлыки. Или ты не знал?
— Откуда тебе известно, как меня зовут? — спросил он и попятился, сделав еще пять шагов. При этом он наткнулся на кого-то и на мгновение опешил, бормоча извинения. Это был незнакомый ему человек. Питер ударился о незнакомого человека. — Откуда, черт возьми, тебе известно, как меня зовут?
— Питер! — выкрикнул я, но он уже вышел вон. Я через всю кафешку бросился вдогонку. Как меня занесло сюда? Почему я не оказал ему чуть больше внимания? Почему не пригласил в заведение поприличней? Например, в суши-бар? Ведь у меня есть деньги. Я мог потратить их все до последнего цента. На него. На мою Фудзияму. На мой Везувий. Какая мне разница? Мой отец жив и здоров, но когда он скончается, мне наверняка перепадет кое-что, тем более что к тому времени — я в этом почти не сомневался — я уже стану заместителем менеджера. Уж как-нибудь мы бы с ним решили и этот вопрос. Квартирный вопрос бессилен испортить наши отношения.
— Питер!
Однако Питер уже был рядом со своим такси, глядя вниз и устало тряся головой, словно мысленно отчитывал себя. Может, вспомнил, как его уже когда-то отвергли, или же просто глядел на заплеванный жвачкой тротуар. Мир обрушивался на него, но моя любовь готова была прийти ему на помощь. Как и все холостые мужчины, он боялся серьезных отношений, предпочитая плыть по течению, где время от времени его мог снять первый встречный.
— Питер!
Не говоря ни слова, он прыгнул в машину, глядя, я это точно понял, в зеркало заднего обзора на отражение потока машин, что гудел вокруг нас.