— Есть одна песня, — говорит Эдди, — в ней поется, что не пройти мимо колодца, пока в нем вода.
— Я не песню имею в виду. — Стивен от боли заходится кашлем и кладет камень на землю. — Я хочу сказать другое: когда человек стареет, переживает ли он по поводу того, что когда-то истратил себя впустую?
— Смотри, как бы ты не истратил впустую себя, — говорит Эдди.
Стивен опять надрывно кашляет, затем кивает и смотрит на рюкзаки, что лежат на земле.
— Все мы тратим себя впустую, — говорит он и кладет руку на ногу Эдди. На ее колено.
— Хм, — произносит он, и в эту минуту нам с вами лучше уйти. Потому что и так совершенно ясно, что последует.
Естественно
В такие дни люди гуляют по парку и решают свои проблемы.
— Надо всего лишь позвонить в таксопарк, Дэвид, и заказать самую большую машину, лучше даже микроавтобус…
Нечто подобное то и дело можно услышать в парке, если хорошенько прислушаться. А Хэнк прислушивался. И услышал эту фразу и еще такую:
— Скажите им, что начало в шесть, тогда они точно соберутся к половине седьмого.
И еще:
— Если Америке что-то и нужно, так это поскорее выбраться из дерьма и не оглядываться назад.
Едва заметный окружающим Хэнк лежал в траве, закрыв глаза и не шевелясь, отчего успел порядком окоченеть даже в такой солнечный день. А еще он услышал:
— Может, нам вообще не стоит съезжаться!..
— Если таксопарк не выполнит заказ, можно одолжить на время машину у самой компании.
— Гости постоят на крыльце и войдут в дом, когда обед будет готов.
— Черт! Прошу тебя, не смотри, киска, умоляю тебя, не смотри, этот парень окочурился. Причем окочурился реально. Черт, немедленно вызывайте полицию.
Ошибки здесь не было и быть не могло. Все это вполне естественно, хотя само происшествие и испортило отдыхающим настроение. Испортило оно и отдых Хэнку. По сравнению с этим происшествием все проблемы тотчас потускнели и отступили на второй план, хотя вскоре они вернутся, что тоже вполне естественно, как и сам парк. Трава, деревья, цветы, примятые ступнями спасателей, несколько зевак, которых хлебом не корми, дай поглазеть, тем более что в такие моменты все мы проникаемся некоей мудростью, — все это вполне естественно. В один прекрасный день мы все до единого будем мертвы, но пока у нас уйма проблем, и мы должны их решать.
Вот только как? Может, все дело в деньгах — деньгах, деньгах, деньгах, деньгах — или же нет, кто знает?
— Где мои деньги? Я готов лопнуть от злости, потому что, если не ошибаюсь, кто-то задолжал мне деньги, причем этот кто-то делает все для того, чтобы мне не видать своих денежек как собственных ушей. И сейчас я тебя за это зарежу, или же, кто знает, может, у меня поехала крыша, и на этой малолюдной тропинке в парке я рычу зверем, потому что я ненормальный, и обо мне должно позаботиться правительство.
Полицейские расспрашивают зевак, не видел ли кто, случаем, как все произошло, но никто не может ничего толком сказать. Просто неожиданно обнаружилось тело — таков конец истории, которую свидетели в один голос рассказывают полицейским.
— Я наткнулся на него совершенно случайно. Гулял себе по парку… И вообще мне надо теперь догонять подружку, у нас с ней разговор, в конце концов, я толком ничего не видел.
Хэнк упакован в кулек, как новорожденный младенец. Вжик! — и на его мертвом лице застегнули молнию, словно Хэнка и не бывало, только вот этот мешок и существует. Жизнь Хэнка закончилась. Глаза его были закрыты, словно он пытался решить, что последует дальше, гадая про себя, как все мы порой гадаем, что это будет — яркий свет или что-то еще.
Здесь последует перерыв, потому что сказать больше нечего.
Что произошло, то произошло.
Хэнк воспарил, когда санитар в морге ставил свою подпись на каком-то листке бумаги. Он увидел собственное тело, лежащее на столе; сказать по правде, не самое интересное зрелище. Хэнк и раньше не раз видел себя голым, как, впрочем, и других людей. Куда пойти? Чем заняться? Все, что окружало его, не отличалось новизной. Ну ладно, пару раз люди занимались сексом. Хэнк изрядно насмотрелся кинофильмов, в которых герои занимаются сексом. Согласитесь, неприятно, когда другие не догадываются о твоем присутствии — или умышленно тебя не замечают. Жив ты или мертв, вскоре это начинает доставать. Мы хотим, чтобы нас увидели. Мы хотим приходить к людям, если они рады нам, а если они не рады нам, это вселяет печаль, как когда-то при жизни.