А, чёрт… совсем о ней забыла.
— Что это? — Ворон выпрямился, повертел фото в руке.
Я сложила карту, сунула в карман и встала.
— Фотографический портрет — единственное, что нашлось у Костаса.
— Очень трогательно. «Моей единственной любви. Навеки твоя Ф.», — подпись на фото Виргил зачитал с изрядной долей скепсиса. — И кто у кого прощения просил?
— Без понятия. Твоя адара нас здесь вряд ли найдёт…
— Она занята возвращением Дугана в Исттерский домен.
— Оки. А мы тогда попробуем переместиться отсюда, — я потянулась было забрать фото, но Ворон резким движением отвёл руку в сторону.
— Оставлю его себе, — сообщил с невозмутимым лицом, расстегнул куртку и спрятал фото во внутренний карман.
— Зачем?
— Отдам Алишан позднее. Запечатлена здесь не ты и получила ты его не от Феодоры, так что принадлежать тебе он не может, — Виргил демонстративно застегнул куртку, словно предполагал, будто я могу попытаться фотку отнять.
— Да и забирай, — подчёркнуто равнодушно пожала я плечами. — Мне на неё как-то фиолетово.
— Что?
— Пофиг мне на неё… ладно, проехали.
— Куда?
А Люсьен и Филипп уже научились игнорировать это моё «проехали».
Я отвернулась от Виргила.
Эх, Люсьен… что мне теперь с тобой делать?
Но прежде нужно до Люсьена добраться и уже потом решать, городить огород или как.
— Моя попытка номер пять… два, — прокомментировала я вслух, покрутила головой, разминая шею, и заново переплела пальцы. Подозреваю, особого смысла в том не было, но надо же совершить хоть какие-то подготовительные действия, пусть бы и бесполезные. — Эксперимент объявляю открытым…
— Ты уже перемещалась… хм-м… сознательно и самостоятельно? — Виргил встал рядом со мной.
— Нет.
— То есть это… твой первый раз?
— Ага, — почудившийся на секунду двойной смысл в невинной, в общем-то, фразе я проигнорировала.
К тому же в голосе Ворона явственно прозвучали здравые опасения за сохранность собственной шкуры и закономерные сомнения в благополучном исходе сего предприятия, а не дурацкий намёк.
— И я тут с тобой…
Закрыть глаза.
Представить условную мандалу.
Начинать с центра и двигаться по солнцу.
Я центр, я точка отсчёта для себя самой…
— Нечего было следить за мной.
— Если бы я за тобой не следил, твоё остывающее тело нынче уже дожирали бы.
Точка назначения — Бертерский домен, город Ливент.
— Ну и дожрали бы, твоя-то какая печаль?
— Твоя правда, никакой.
Услышать зов.
Услышишь его тут, когда одна птичка докучливая всё долбит и долбит по мозгам, аки дятел ствол.
— Тогда будь добр, заткнись, а? Бесишь почище Филиппа.
— А я-то полагал, что у вас с Катрино всё сладилось, раз он решил остаться с тобой несмотря ни на что, — не унимался Виргил. — Кстати, озел Катрино вас навестила? Очень она тревожилась за сына… даже ко мне не побрезговала обратиться.
— Ты мне сосредоточиться мешаешь, — ответила предельно спокойно. — Или хочешь тут остаться и дальше видом на море любоваться?
Ответа не последовало.
Умница.
Зов… где же он?
Я попробовала слушать море, благо что его вокруг в избытке. Дышать ровно, глубоко и раз за разом рисовать мандалу. Прикладывать мысленную схему к воображаемой доске, словно настоящую карту, и набрасывать маршрут движения. Не забывать, что Ворон стоит рядом, близко-близко, даже чересчур, сопит в ухо… раздражает, но делать нечего, не оставлять же его здесь в надежде, что потом Алишан как-нибудь да разыщет своего кавалера. Всё-таки спас, хотя был не обязан. Другой вопрос, какого хрена он вовсе за мной потащился, однако я подумаю об этом позже.
Море рокотало. Снова и снова вгрызалось в каменную породу, подтачивало, изменяло форму её. Волны сталкивались с линией берега и накрывали меня, обдавали солёными брызгами и протяжной своей песней, столь же древней, подобно самому этому миру. Кажется, я начала покачиваться в такт волнам, погружаться всё глубже в тёмную пучину.
Сеть существует всюду в этом мире с момента его зарождения, она такая же неотъемлемая часть его, как твердь земная, небеса и моря. Она наполняет его, словно воздух, оставаясь при том столь же невидимой, неощутимой в полной мере. Она везде и нигде, она есть всё, но неявна в физическом мире. Она зовёт сама и отвечает, когда зовут её, она хмурится по-человечески, наблюдая, как я тычусь слепым котёнком, не понимающим до конца, куда и зачем он тянется. Она раскидывает белое кружевное плетение, будто огромный сияющий цветок распускается передо мной, лишь отдалённо похожий на те схемы, что рисовали мы с Надин. Сотканные из миллионов тончайших нитей, лепестки изгибаются, тянутся во все стороны, и нет уже вокруг тёмной океанской глубины, есть свет, тепло и растерянность.