Вроде всё просто, как дважды два четыре.
Слишком просто.
Виргила моё неявное согласие не обрадовало.
Люсьена тоже, но его скорее напрягало отсутствие деталей.
Филипп успешно делал вид, что он человек маленький, подневольный, велено аристократа на балу изображать — он изображает. Сказано письма принцессы украсть — вздохнёт тяжело, но украдёт.
Этой ночью я спала — и не только спала — в спальне Виргила, решившего, что раз он хозяин дома, а мы, как-никак, у него в гостях, то за ним и право первой, второй и далее ночей.
Следующей — в гостевой с Люсьеном.
Разумеется, тоже не только.
Филипп ночевал в гостиной на диване, не отличавшемся ни длиной, ни шириной, ни мягкостью. По-прежнему не претендовал ни на моё тело, ни на моё внимание, ни на место в стихийно образовавшейся очереди. Общались мы сугубо по необходимости, нежели из действительного желания поговорить, обсудить что-то, пусть бы отвлечённое.
Днём я штудировала книги в библиотеке Виргила, надеясь найти в них что-то полезное, в частности ответ на вопрос, почему у меня не получается перемещаться так же, как другие адары. Двух телепортаций за короткий срок хватило, чтобы признать очевидное: или я что-то упрямо упускаю, или мои отношения с мировой сетью складываются иначе, чем у остальных адар. В принципе я могу перемещаться куда надо, а не промахиваться на пару доменов. Целую компанию могу с собой перенести, могу телепортироваться в зафире и без. Но почему мне не удаётся выстроить схему перемещения полностью, как учила Надин? Почему меня уносит в сторону? Да, уже не так глобально, как раньше, однако чётко в задуманное место я ещё не попадала ни разу.
Книги из библиотеки ответов на ворох созревших вопросов не дали.
На второй день объявился свекромонстр.
Мы из постели ещё не выбрались, когда раздался требовательный стук во входную дверь. Открыл Филипп — ему до двери было куда ближе, чем нам троим, — пригласил незваную гостью в дом и поднялся на второй этаж, уведомить нас о визитёре. Деликатно постучался в гостевую спальню, дождался моего вялого «да заходи наконец, чего ты тут не видел?» и приоткрыл створку. Порога не переступил, дверь широко не распахнул и сообщил через образовавшуюся щель тоном учтивого слуги:
— Люсьен, прибыла твоя мать.
Люсьен аж на кровати подскочил.
— Мама? — повторил недоверчиво. — Моя мама?
— Твоя. Мама, — раздельно произнёс Филипп и добавил с еле уловимой ноткой затаённого злорадства: — Если бы прибыла моя матушка, едва ли я стал бы вас беспокоить в столь ранний час.
И дверь закрыл. С лестницы донеслись удаляющиеся шаги.
— Я её не приглашал, — заверил Люсьен поспешно. — Наверное, Надин рассказала родителям, и они решили, что…
— Я тебя и не виню, — я села в постели, придерживая край одеяла на груди, огляделась, прикидывая, за что хвататься в первую очередь.
Ладно. Знакомство с Исабель Катрино я пережила, переживу и знакомство со свекровью номер два.
Мама Люсьена и Надин ожидала в гостиной, примостившись на краешке кресла у камина. Пока мы с Люсьеном впопыхах приводили себя в вид, подобающий для встречи внезапно нагрянувшей матери одного из нас, Филипп успел прибраться в гостиной и предложить гостье чая. Правда, когда мы спустились, она всё ещё нет-нет да поглядывала искоса на диван. От дочери она знала, что у меня двое сочетаемых, считая её сына, и теперь терялась в догадках, кто этот непонятный мужчина, открывший ей дверь. Если он действительно слуга, то должен ночевать не на диване в гостиной, а в комнатушке под крышей, предназначенной для прислуги. А если не слуга, то кто? И кем числится второй мужчина, степенно спустившийся с хозяйским видом вслед за нами?
Пожалуй, я и сама не отказалась бы получить ответы на эти вопросы.
Свекровь номер два заметно отличалась от свекрови номер один. Она моложе Исабель годами, одета куда проще, пусть и чуточку неожиданно — в штаны свободного покроя, блузку и короткую расстёгнутую жилетку. Похоже, невысокородные адары одеваться предпочитали во что-то попрактичнее, чем пышные платья с парой нижних юбок в комплекте. Тёмно-каштановые волосы свободно распущены по плечам и острижены лишь немногим длиннее моих. Лицо, обветренное, с карими глазами и кожей более светлой, чем у Люсьена, лишено утончённой изысканности Исабель. Если по матушке Филиппа легко догадаться, какой красавицей она была в молодости, то матушка Люсьена что в годы юности, что ныне оставалась женщиной простой, обыкновенной, с какой стороны ни посмотри.