Стоя посреди снежной пустыни в бальном платьице, и впрямь можно было в два счёта окоченеть. Помянув вполголоса уже не нечисть, а ту часть мужского тела, в кою я недавно впечаталась коленом, я погребла по дорожке. Очень хотелось поскорее добраться до дома, обещавшего тепло и приют, но дурацкие каблуки норовили провалиться при каждом шаге.
— Всея Отец, — заезженной пластинкой посетовал Филипп и внезапно обхватил меня поперёк туловища.
Я только и успела, что пискнуть, правда, опять матерно, а он приподнял меня над снежным настом и, зажав у бока, потащил к дому. Висеть в таком положении было не слишком удобно, но мороз кусался всё ощутимее и потому на протесты я забила.
Филипп донёс меня до дома, поставил на порожек перед приоткрытой дверью. Толкнув створку, я вошла внутрь, Филипп за мной. Дверь тяжело бухнула за нашими спинами.
— Бедовая ты девка, Феодора, — повесив фонарь на крюк у двери, женщина сняла серый шерстяной платок, открывая смоль волос, и скинула коричневую шубу, оставшись в длинном чёрном платье и подбитом мехом жилете. — Отчего сестру свою не слушала?
Женщина прошла к очагу в глубине небольшого помещения, нетерпеливым жестом указала на разожжённый огонь. Мы с Филиппом, не сговариваясь, бочком прошмыгнули к живительному теплу, сгрудились перед огнём, пытаясь согреться. В свете пламени и горящих свечей стало видно, что хозяйка дома не так стара, как показалось в первое мгновение по голосу. Не старше Алишан, а может, даже моложе. Полноватая, не сказать, чтобы красавица, но было что-то колдовское, притягивающее взгляд в лице с острыми чертами и зеленовато-карими кошачьими глазами.
— Вон, гляди, — она махнула рукой в сторону стоящего у стены сундука, — всё, что ты оставила, на месте, лежит нетронутое. Ничего я не брала, как обещала.
Филипп с подозрением посмотрел на меня. Пожалуй, будь я сейчас стопроцентной Варварой, не имеющей никакого отношения к делам Феодоры, тоже посмотрела бы на себя максимально подозрительно.
Косясь опасливо то женщину, то на Филиппа, я приблизилась к сундуку. Наклонилась, с усилием подняла тяжёлую крышку. Внутри лежала одежда, причём длинные красивые платья сродни тому, что нынче на мне, а не тот багаж из начала двадцатого века, что был при Феодоре. Наряды попроще, явно повседневные, и роскошные, предназначенные для балов и званых вечеров. Ночные рубашки, чулки, нижнее бельё — на сей раз шёлк и кружевная отделка, никакого хлопка и льна. Ещё аксессуары, знакомые и не очень. Верхняя тёплая одежда — пальто с меховым воротником сейчас пригодится. На самом дне прятались коробки с обувью и шкатулка, в которой обнаружились драгоценности.
— Это всё оставила я? — прошептала я, потрясённо разглядывая массивные сверкающие ожерелья и украшенные драгоценными камнями венцы.
— Ты, — подтвердила женщина. — Не один раз сюда моталась, таскала что муравей. Как только дома-то не хватились?
По всей видимости, семья Феодоры не бедствовала, в средствах не стеснена. Даже если девушка не имела в своём распоряжении налички, то продай одну такую диадему и не будешь нуждаться ближайший месяц. Вряд ли в этом мире золото и бриллианты котировались сильно ниже, чем в моём.
— Вы… намеревались сбежать? — Филипп приблизился, брезгливо обозрел разворошённое мной содержимое сундука.
— Я и сбежала, — не заботясь о чистоте пола, я встала на колени.
— Куда?
— Не знаю…
— В Аммартерский домен собиралась, — спокойно пояснила хозяйка. — Или в Шивонтерский… далеко ты хотела убежать, девочка, очень далеко.
Вот и убежала.
Только куда?
На Землю?
Или… в мир иной?
— Вы… не помните?
Я отрицательно помотала головой. Перегнулась через бортик сундука, чтобы положить шкатулку с драгоценностями на место, и вдруг в скупом освещении заметила чёрный уголок, торчащий из-под пальто. Осторожно потянула и выудила маленького формата книжицу в кожаном переплёте.
О, все здешние боги, прошу, пожалуйста-пожалуйста, пусть это будет дневник Феодоры!
Увы, боги этого мира прислушиваться к моим мольбам желали не больше, чем Феодора к словам сестры.
Сборник поэзии.