— Орум, прости, пожалуйста, — пошла я на попятный. — Я не хотела на тебя голос повышать. Просто я действительно многого не понимаю… и не знаю.
— Никак в толк не возьму, правду ты говоришь или врёшь? В разуме твоём много странных образов было… может, оттого они и появились, что умом ты ослабела?
Прямо перед моим носом возник большой, золотистый кошачий глаз. Я вздрогнула и отпрянула.
— Вижу я, что сеть твоя знатно перепутана, одно плетение на другое наслаивается, где какое — поди разбери.
А вот у меня на сей счёт появились подозрения.
Если понятие личная сеть адары не аллегория, но нечто более реальное, то, возможно, потому сеть Феодоры и перепутана, что нынче оную сеть плетёт Варвара. А уж я-то точно как наплету, так наплету. Никогда не любила ни шить, ни вышивать, мой верхний предел общения с нитками — плетение фенечек из бисера в юные годы.
— Но добавить сочетаемого по своему вкусу я могу? — спросила в лоб.
— Амодара твоего? — чёрный зрачок сузился и сразу резко расширился. — Можешь, наверное, коли охота… да только он и без тебя нить протянул.
Чернота зрачка растеклась, вытеснила золото и растворилась.
Я опустилась на край постели.
Протянул нить.
Без меня.
И Люсьен, кажется, говорил о дурацкой этой нити в прошедшем времени, как о свершившемся факте.
Вот ведь… и когда только успел?
Утром я проснулась не в самом бодром и доброжелательном расположении духа. Притворяться человеком, которого я знать не знала, не хотелось совершенно и, встав и накинув халат, я спустилась на кухню как была, лохматая, неумытая и недовольная. Мрачно посмотрела на плиту — как Виргил её зажигал, я не разглядела, он всё собой загородил, — и приступила к изучению содержимого тумбочек и полок. Посуда и столовые приборы нашлись быстро. Следом обнаружились банки с травяными сборами, заменявшими здесь чай, солью и мёдом, мешочки с сухофруктами и половина батона ржаного хлеба. Питался Виргил, очевидно, вне дома, потому как найти на его кухне что-то ещё, помимо хлеба и мёда, оказалось делом непростым. Холодильник не сразу опознался в громоздком металлическом шкафу на ножках и с тремя дверцами, больше похожем на старинный сейф. Я поочерёдно заглянула в каждую камеру, не отличавшуюся ни размерами, ни разнообразием хранимых там продуктов, и выудила из одной кусок копчёного окорока, завёрнутого в бумагу. Критично обнюхала, взяла нож и откромсала себе два ломтя на бутерброд. Отрезала хлеба, за неимением лучших идей налила холодной воды из-под крана. Выдвинула из-за стола стул, села и принялась жевать кривой бутерброд, медитативно глядя в окно, выходящее на пустынный задний дворик, не тронутый ещё лучами восходящего солнца.
Накануне я долго вертела мысль о уже протянутой нити, но так и не пришла к какому-либо конкретному выводу. Не то что бы сильно радовало понимание, что Люсьен подсуетился заранее, не дождавшись моего ответа. Кто теперь скажет, что ещё он может сделать за моей спиной, не ставя меня в известность? И слова Орума об амодарах не добавили ясности в причины, побудившие Люсьена столь резво рвануть ко мне в сочетаемые. Нет, так-то понятно, что с нитью он подстраховался заранее, но вдруг бы я отказалась? Или на то и расчёт, что в таком случае отступать было бы некуда, что-то в духе метки, поставленной истинной паре без её разрешения?
Машинально пошарила взглядом по пустой столешнице стола, стоящего посередине кухни, и с досадой вернулась к мощёному дворику за окном.
Нет здесь смартфонов, Варя, хоть обсмотрись. И интернета нет.
Эх, кто бы знал, как мне их обоих не хватает! Рехнуться ведь можно, собирая информацию по старинке, с помощью ушей и языка, а не набив запрос в строку поисковика.
Бутерброд был на финальной стадии доедания, когда раздался стук дверного молотка. Вместе с хлебной корочкой и остатком окорока на ней я отправилась открывать. Тоже скорее машинально, чем в полной мере осознав, что открывать двери самой мне нежелательно — мало ли какие гости поджидают по ту сторону порога?
Конкретно здесь и сейчас ожидал Филипп. Причём выглядел сиятельный придворный кавалер отнюдь не сиятельно. Взлохмаченный не меньше меня, брившийся в последний раз, судя по всему, в день злополучного вечера в салоне Майи, и одетый в простой чёрный костюм, похожий фасоном на повседневную одежду Виргила. Ни шёлковых сорочек, ни кружевных жабо, ни бриллиантов на туфлях. Да и вместо туфель — чёрные сапоги поношенного вида. Ликом мрачен, аки туча грозовая, в очах обречённая, отчаянная решимость.