Та без сил осела на взбитое одеяло, продолжая рвано дышать.
Ремарт оделся и покинул комнату.
Я так и смотрела в закрытую створку неизвестно, сколько времени, собирая себя в единое целое по крупицам. В комнате светлело постепенно, и очертания кровати и стен видны были всё ярче. Пряные острые запахи забивали дыхание. Воздух метался в груди шумно, сердце продолжало трепыхаться, как пойманная в силки птаха. Одна мысль колотилась в голове — исга́р всё знает… Всё тело немело от этого осознания, и кровь холодела. Выходит, Маар не просто так оставил свою «вещь» в Энрейде, тому была веская причина. Меня вдруг окатило кипятком от того, что страж мог убить меня, прикончить там же, в покоях. Но он этого не сделал, и это вводило в ещё большее смятение.
«Не нужно быть наивной, Истана, он хочет, чтобы ты мучилась».
Он всё это подстроил! Оставив меня в замке, передав в руки Фоглата, знал, что я сбегу, знал, что мне пришлось пережить, а потом просто пришёл за мной, чтобы вновь мучить! Меня затрясло от распирающих острых противоречивых чувств так, что комната померкла.
Я провела по влажному лицу, убирая взмокшие пряди за спину, выдохнула судорожно. В груди запекло. Невыносимо душно и тесно, страшно хотелось пить. Я медленно поднялась с постели, поправляя сбившуюся сорочку, все мышцы горели и дрожали от напряжения, от бурного выплеска, который я не хотела испытывать. Прошла к столу, где стоял кувшин с водой. Пила долго, но безвкусная тёплая вода так и не утолила жажды. Уж лучше бы убил, чем сделал своей подстилкой, своей рабыней. От этого мерзко стало и отвратительно. Его руки, его пальцы всё ещё жгли кожу повсюду, его слова и поцелуи ощущались так явственно, что немело в животе и будоражило. И за что мне это всё? Непрошенное волнение всколыхнулось внутри. Я тряхнула головой, разметав растрёпанные косы. Схватив гребень, принялась расчёсывать. Лучше поторопиться, чтобы он снова сюда не поднялся.
Когда за дверью послышались шаги, я вздрогнула, бросилась к двери, чтобы запереться, но опасаться не следовало — пришла одна из служанок двора, внося в руках целую гору одежды. Та самая, из лавки Улрике. Тошнота подкатила к горлу от одного только воспоминания, как любезно та принимала ван Ремарта у себя. Служанка предложила помощь в сборах, но я отказалась. Не хочу, чтобы кто-то видел оставленные Мааром следы на моей коже, хотя та уже всё поняла по запаху близости, который тут витал, загустилась краской. Выпроводив её, отказавшись и от завтрака, я вернулась к стопке, борясь с желанием всё это сгрести в охапку и выбросить в окно, прочь. Фыркнула горько, сожалея, что не могу этого сделать — тёплые вещи мне были необходимы, чтобы не околеть в этих мёртвых, проклятой богиней землях. А тем более, из таких качественных, уж не говоря об их красоте и богатстве, тканей.
Смыв тщательно все следы страсти, оставленные на мне исга́ром, и заплетя волосы, я принялась за одежду и едва не выронила платье из рук. Оказывается, здесь были ещё и украшения: витые, тонкие, золотистые и серебряные браслеты лежали прямо между платьями, из этого же метала и подвески, не слишком массивные, очень тонкой работы, с переплетённым растительным орнаментом. Такой красоты я давно не видела, очень давно. Протянула руки, намереваясь взять, потрогать, примерить, но тут же отдёрнула. Мне от него ничего не нужно. Пусть дарит своим любовницам. Я задохнулась бессильно от собственной ярости. Улрике ничего ведь дурного мне не сделала, а я уже считаю её своим врагом. Я взяла свой дорожный мешок и смахнула украшения в него. Надевать это я не стану, но и выбрасывать — тоже. В глубине души я всё ещё теплила надежду, что мне удастся попасть к Баккэ. А драгоценности ещё пригодятся. Буду считать это платой за то, что мне пришлось пережить. Одевшись и собрав свой дорожный мешок, который заметно увеличился в объёмах, я оставила его в комнате — пусть кто-то из мужчин поднимется за ним. Но как только вышла за двери, увидела неподалёку лойона, что стоял истуканом чуть в стороне. Маар всё же приставил стражу к моей двери. Внутри горячо сделалось от досады.
— Забери вещи, — велела я, не скрывая своего негодования.
Лойон прошёл внутрь, а я спустилась по лестнице, не стала идти через общий зал, повернула к задней двери, что вела прямиком во двор, слыша за своей спиной шаги нагнавшего меня «стража».
Все уже были на улице, и мне уже вскоре подвели лошадь, теперь другую, бурую с чёрной гривой. Как мне представлялось, до Отмора теперь уже недалеко, а потому в седле недолго ещё оставалось быть. Надев перчатки, которые я так же отыскала в своих новых вещах, взялась за поводья, повернулась, осматривая мужчин, выискивая Маара, но Ремарта не было. Я оглянулась, давая знак своему надсмотрщику помочь мне подняться.
— А Маар, разве он не в отряде поедет? — всё же не удержалась — спросила, кусая себе язык.
— Он уехал вперёд, — ответил русобородый лойон, подавая мне в руки поводья.
— А что так? — не удержалась и от следующего вопроса.
— Поблизости нойраны, — коротко ответил он, но этого было достаточно.
Я подняла взгляд и тут же столкнулась со взглядом карих глаз Фолка — его я запомнила ещё с тех пор, когда тот сторожил меня у шатра Доната. Я вновь обвела взглядом двор, выискивая молодого воина, но его не было, как и Шеда, и ещё нескольких лойнов, которые, видимо, уехали вперёд. Мужчины поднялись в сёдла, открылись скрипнув, ворота, и всадники одним за другим покинули постоялый двор «Золотой вереск». Вновь сердце тронула горечь от того, что мне так и не удалось попасть к целительнице, вновь угодив в клетку исга́ра. Впрочем, я верно из неё ещё и не вырывалась.
Проехав по ещё пустующим улицам, отряд припустил по главной дороге, покидая пределы Кронвила. Я всё осматривалась, ожидая, что отряд Фоглата вот-вот нагонит и потребует меня, но ничего такого не происходило. Всё тихо.
Несмотря на то, что ко мне никто из лойонов не приближался лишний раз, я поняла, что за мной пристально следили — Фолк не спускал глаз. Видно, ему Маар доверил присматривать за мной. Моя надежда ускользнуть на каком-нибудь очередном привале таяла безнадёжно и бесследно, Фолк не выпускал из-под своего надзора. До жжения досада скребла изнутри, ведь где-то рядом в этих полудиких землях со сплошным редколесьем живёт знахарка. Если бы удалось сбежать и спрятаться, а потом выждать немного и отправиться на поиски Баккэ… Едва внимание Фолка ослабевало и направлялось на других, я тянулась всем существом в густоту леса, но от одной мысли о побеге, когда свобода оказывалась так близка, становилось гулко и пусто внутри, как в сердцевине дремучего леса. Но ведь не должно так быть. Не должно! Бежать без оглядки при первой возможности, пока ещё есть такая шанс, к вечеру мы наверняка присоединимся к отряду Маара, и тогда не сделаешь и шага в сторону.
Но привалов Фолк больше не устраивал, поторапливая лойонов, потому что начиналась метель, такая, что почти не было видно над горизонтом бледнеющего розового диска в морозном тумане. Солнце застыло льдом. Вскоре открылись те самые холмы, о которых рассказывала Рэви. Как огромные мощные волны, поросшие щетинистым заснеженным лесом, они раскинулись до предельной видимости. Где-то за этими холмами начинаются горные ледники, среди которых высится крепость Ортмор. Это не равнина земель Энрейда — сложный путь предстоял впереди. Я поёжилась, поправляя на плечах меха. Отвела взор, поёрзав в седле, разгоняя кровь по телу. Спина ныла, всё же отвыкла немного от верхней езды.
Мы уже далеко заехали за черту сплошного невысокого полесья, устремились на север. Снег бешено кружился, проникая за ворот, перчатки, сапоги, хлестал по лицу. Заметелило и завьюжило так, что о побеге я теперь не могла и думать. Деревья уныло шумели, гнулись под гнётом ледяного ветра. Метель обсыпала всадников холодными порывами, кристаллики, словно крошево стекла, с шуршанием били по толстым плащам, в которые закутывались до ушей лойоны, неутомимо погоняя жеребцов, но отряд передвигался уже не так быстро. Начались неприятности: мои пальцы начали дубеть, а щёки — колоть, мысли покинули меня, и теперь всё моё внимание было обращено на то, что происходило вокруг, теперь я уже грезила об хоть каком-нибудь укрытии. Переждать это поднявшееся ненастье.