— Поедете, госпожа, или я выведу вас отсюда силой, не вынуждайте. Одевайтесь, вас ждут внизу, всё уже подготовлено, — распорядился и вышел за дверь, но далеко не отошёл от порога.
Но как?! Где Маар, Шед и все остальные, что случилось?! Мысли метались ураганом, сердце трепыхалось, едва не вырываясь из груди. Служанка отмерла, бросилась собирать мои вещи, вытаскивая для меня платья.
— Где ван Ремарт? — требовательно спросила я у неё.
— Простите, приказ мэниера, не могу нарушить, — забормотала та чепуху, дрожа и всхлипывая.
Видно, бедняжка уже побывала в чьих-то когтях. С лихвой, вон и ворот платья разодран, и на открытой груди отметины пальцев.
— Где ван Ремарт? — повторила я с нажимом, вцепившись в служанку взглядом, замораживая.
— Не спрашивайте, не велено ничего говорить. Скоро вы всё узнаете сами.
Внутри меня всплеснула оглушительной силы ярость. Я схватила девушку за шею, дёрнув на себя.
— Говори, или убью, — прошипела, вспыхивая ещё большим гневом.
Служанка ошалело вытаращилась на меня, застыв ледышкой — мои угрозы подействовали. Не глупая, испугалась — она видит, кто я, но не знает, что асса́ру не умеет пользоваться собственными силами.
— Их всех опоили, подсыпав сонного порошка, — зашептала сбивчиво. — Маар… Ван Ремарт в комнате, остальные в питейном зале, но, наверное, их уже перетащили и заперли где-то.
Фоглат оказался трусом, самым настоящим, такой подлости я даже не ждала. Ублюдок.
Мне ничего не оставалось делать, кроме как скорее одеться. За дверью раздался топот, я поторопилась, нацепив на себя одежду, позволив помощнице зашнуровать с боков тесьму нового платья бледно-голубого цвета с широкими, украшенными серебряной тесьмой рукавами. Поверх ещё одно, просторное с широким поясом, длиною до колен. Тёплые чулки. Волосы пришлось наскоро сплести, закрутить в узел и перевязать лентами. Следом надеть шубу с плащом. Внутрь вошёл тот высокий блондин. Подозрительный взгляд лойона полоснул служанку, та сникла ещё больше, потемнев лицом, отступила. Я не стала дожидаться, когда меня силой вытолкнут из комнаты — бесполезно сопротивляться, одной мне с воинами не совладать. Бросила взгляд на перепуганную служанку, она испуганно уставилась на меня из-под бровей. Рыжеволосая служанка сейчас единственная, через кого я могла оставить хоть какое-то послание Ремарту, но внутри меня восстал протест. Сказать, что не хочу возвращаться в Энрейд? Сказать, чтобы забрал меня обратно? Это безумие. Я не могла и не должна. Хоть знала, что меня ждёт в замке. Горло сжимало от рвущихся слов, собравшихся на кончике языка. Лойон Фоглата сжал мой локоть, подтолкнул меня к двери, а я так ничего и не успела сказать.
В коридоре сумрачно, я едва видела куда ступала. К горлу подкатила тошнота от страха, я схватилась за перила, спускаясь торопливо вниз, едва успевая за приставленным мужчиной. Я могла закричать, но некому здесь помочь мне — приказ господина ван Фоглата, и никто поперёк слово не скажет, это его земли, его народ. Никто не осмелится меня защитить. Был ещё вариант — лягнуть ногой похитителя и бежать, но куда? Когда на улице такая буря, да и верно постоялый двор окружён. Мне хотелось плакать. Возвращаться в Энрейд до щемящей боли невыносимо для меня, смерти подобно. И за что это мне, великая Богиня Ильнар?! За что?! Дёргают из рук в руки, как вещь, как безвольную куклу, которую никак не могут поделить. Я вдохнула глубоко, прочь убрала отчаяние — оно мне тоже не поможет.
Как и думала, на улице ждал целый отряд лойонов Груива. Я вертела головой, насчитывая более десятка воинов, но наверняка были ещё. Меня не посадили на лошадь, видимо опасаясь, что могу сбежать, подвели к небольшой, для быстрого передвижения, повозке, запряжённой двумя лошадьми. Я не сразу заметила, как из темноты вышел мужчина. Мне понадобился один взгляд, чтобы узнать в нём Хирса. Он раздражённо дёрнул свой плащ, который взметнул ветер, приблизился в два шага. Внутри меня заледенело всё и оборвалось. Уж его мне хотелось видеть в последнюю очередь, а лучше вообще никогда не встречать больше, но у судьбы, видимо, свои планы.
— Нехорошо поступили, Истана Хассон, асса́ру, — процедил он несдержанно, кривясь брезгливо, — сбежали. Нанесли мне неизгладимое оскорбление, такого плевка в мою сторону я ещё никому не позволял делать. Не думайте, что это сойдёт вам с рук. Такого я не прощу.
Я подняла выше подбородок.
— Не сомневаюсь, вашей трусости хватит придумать для меня наказание.
Хирс схватил меня за подбородок, жёстко сжал пальцы, причиняя боль, вздёргивая лицо так, что мне пришлось смотреть в его потемневшие от гнева глаза.
— Понравилось трахаться со стражем? Он тебя выкинул, как грязную шлюху, и подобрал вновь, чтобы вновь трахать. Ты ещё благодарить меня станешь и ползать у моих ног, целовать, и мне не терпится посмотреть, как ты станешь упоённо сосать мой член так, чтобы я смог забыть о том, что тебя драли во все щели.
Я не ждала от него другого обращения, но слова прозвучали оскорбительно, омерзение разлилось внутри грязью. Злость распирала на части до скручивающихся узлов, но мне оставалось только терпеть.
— По доброй воле вы не получите ничего, ни ты, ни Груив. Ублюдок и трус.
Хирс выпустил меня, толкнув к повозке так, что я ударилась плечом о дверь, но одежда смягчила удар. Только мерзавец на том не остановился. Увесистая пощёчина опалила замершую от пронизывающего ветра щёку, я почувствовала, как лопнула губа, сглотнула вкус крови на языке.
— Теперь ты находишься полностью в моей власти. Мне ничего не стоит сейчас сломить твоё сопротивление, запихнуть в эту повозку и отыметь. Я обязательно это сделаю, как только прибудем в Энрейд, я вспомню каждое твоё слово, асса́ру, ты пожалеешь, шлюха стража, и от твоей покладистости будет зависеть, заслужишь ли ты пощады, — Хирс сжал челюсти, глаза сверкнули льдом, а крылья носа судорожно вздрогнули.
Он, не дождавшись ответа, отошёл, кивнул, давая знак своим людям выдвигаться. Меня тут же подхватили чьи-то руки и запихнули вглубь повозки. Я толком не успела сесть, а повозка уже тронулась и рьяно заскользила по снежным ухабистым комьям вперёд, тряся меня внутри, как в коробе горошину, я только успевала держаться за сидение с бархатной обивкой, чтобы не стукнуться ещё раз головой о низкий потолок.
Маар разлепил веки. Муть перед глазами расползалась медленно, но постепенно проявлялись очертания низких потолочных балок. Пошевелившись, он тряхнул головой, сбрасывая тяжёлое марево, спеленавшее его тело этой ночью, будто безвольного слабого младенца. Осознание случившегося обрушилось плитой, прибивая стража к постели, понимание растеклось холодом по всему телу. Сильные пальцы смяли в кулаки простынь. Маара опоили. Он должен быть предугадать, должен был знать! Но он всё равно ослабил внимание, позволив обвести себя вокруг пальца.
Подняться с постели удалось с тяжестью, череп разрывался от малейшего усилия, внутри всплеснула тошнота, в животе резало, будто в мышцы вонзали ножи, нутро скручивала в узлы боль, не позволяя даже разогнуться. Сцепив зубы, он рывком поднялся, шатаясь, приблизился к окну, опершись о стену ладонью, открыл заслонку. Мороз ободрал кожу лица и обнажённую грудь, белизна снега полоснула так, что глаза заслезились. Метель клубилась, засыпая постоялый двор белоснежной пургой и высившийся над крышами лес — уже давно утро. Вены на шее и руках стража надулись, натянулись до дрожи все жилы.
В глазах замутилось, резь с новой силой полоснула солнечное сплетение, Маар сомкнул веки и отвернулся, пронизывая чёрные волосы пальцами, потянул их до боли, открыл глаза, наскочив взглядом на стоящий на столе пузатый кувшин. Глухой удар сердца, и страж схватил посудину с остатками вина, запустил в стены. Кувшин хлопнулся о брус, рассыпаясь в дребезги, вино расплескалось тёмным пятном по стене, стекая множеством струй к полу. Взметнувшийся ураганом гнев охватил Маара с головы до ног, ширясь до таких размеров, что его оглушило. Маар ослеп, видя только багряные всполохи перед глазами, ярость опалила адской силы пожаром, способным спалить не только весь этот двор, но и самого исгара. Маар сорвался с места и бросился в дверь, едва не вырвав створку с корнями петель, пронёсся по переходу, ворвался в комнату, где вчера он оставил асса́ру. Разъярённый взгляд метнулся по комнате: пустая постель, раскрытый сундук. Болезненный удар сердца, ещё один, гулкий, сотрясающий до глубины. Маар дышал тяжело и рвано.