День тянулся к закату. Сизо-тёмном мареве кровавым пятном плавился в морозном тумане алый диск солнца, предвещая сильные морозы. Ирмус должен избавиться от ублюдка, что носит асса́ру. Обязан. Иначе появится тот, кто будет угрожать его династии, его власти. Он не может этого допустить. Нет. От злости Ирмуса ощутимо потряхивало, а с ним такое бывало редко — внешне проявлять своё состояние не в его нраве. Но нетерпение и волнение жгли углями в груди, он даже стискивал зубы и скрежетал ими.
Возле дверей послышалась возня, слуга донёс о том, что предводитель вернулся. Ирмус разрешил ему войти. Сам проследовал к трону, опустился в него, положив ладони на холодные дубовые подлокотники с резными символами. Ирмус сжал их пальцами, предчувствуя неудачу.
Стража впустила Регнера — одного из лучших военных предводителей его армии. Звеня металлом ножен, мужчина прошёл через зал. Подтянутый, плотно сбитый, размашистый в плечах, с тяжёлой медвежьей походкой, он приблизился к трону, зажимая шлем в руке, поклонился, выпрямляясь.
Читай на Книгоед.нет
— Говори.
— Они скрылись. Мы прочесали горы от края до края.
Пальцы короля, унизанные кольцами, дрогнули. Костистое желтоватое лицо Регнера покрыла мрачная тень. Блеклые глаза под низкими бровями подёрнулись едва видимой тревогой. Ирмус ждал целый день, чтобы услышать о том, что этот змей ускользнул от него?! Его затрясло, а в глазах замелькали ослепляющие всполохи ярости, он перевёл взгляд на готовую исполнить любой приказ его величества стражу, что стояла позади Регнера, потом снова на предводителя.
— Вчера я казнил повитуху. Думаешь, я не сделаю этого с тобой?
Регнер смотрел прямо, он знал гнев короля. Каждый в замке боялся под него попасть, и Регнер не исключение.
— Ты обязан был привести мне это отродье ведьмы, взять живым и поставить его передо мной на колени. Я ждал этого весь день.
— Да, повелитель, — уголки губ воина угрюмо дрогнули.
Ирмус повёл головой, потянув в себя воздух. Схватившись за подлокотники, рванулся, поднимаясь, и в три широких шага оказался перед Регнером. Тот не смел смотреть на него. Ирмус давил взглядом, прожигал гневом, испепелял.
— Казнить, — процедил король сквозь зубы, отдавая приказ страже, точа Регнера взглядом.
Тот не смел смотреть на него. Стража двинулась навстречу, подхватывая Регнера, но тот и не сопротивлялся. Его повели к дверям. Регнер бросил на правителя последний взгляд, полный твёрдости и колкости. Он прослужил всю жизнь его величеству верой и правдой, а теперь их-за этой потаскухи лишится головы. Обида жгла сердце, Ирмус это видел.
— Найти и убить. Привезти мне их головы! — громыхнул король, эхо отозвалось в сводах, обрушилось осколками на него.
Лойоны вышли, Ирмус долго смотрел на запертые створки, а потом развернулся и направился к трону, опускаясь в него, дыша тяжело. Внутри разливались вязкие, как смола, злость, гнев, ярость. Он должен уничтожить их обоих, стереть в прах. Это становится слишком опасным. Никакой пощады.
В войлок шатра беспокойно бился ветер, заставляя меня сжаться, завернуться плотнее в шкуры и придвинуться к очагу.
Три дня к ряду мы двигались беспрестанно, пока буря не загнала нас в ущелье и не заставила встать на привал, потому что рисковали потерять и лошадей, загнанных до изнеможения. Остановка была вынужденной. Маар спешил, но внутрь меня закрадывалось подозрение, что гнал он отряд вовсе не из-за возможной погони. Я ловила его лютые обжигающие взгляды, и каждый раз в груди замирало дыхание, и поднимался страх. Все эти дни Ремарт ко мне не приближался и сейчас был снаружи вместе с Шедом и остальными лойнами. Меня трясло от ожидания, что он вот-вот зайдёт внутрь и сделает что-то. Его нежелание принимать моё положение било хлеще плетей, рассекая спину до крови, вынуждая вздрагивать и сжиматься.
Я пыталась успокоиться, как бы ни изнывала от усталости, но лучше бы не останавливались, тогда не пришлось бы ютиться в одном укрытии с ним.
Слушала, как густо потрескивают дрова. Языки пламени прыгали перед глазами, плескались и метались неспокойно, дым горчил лёгким привкусом смолы на языке, сдавливая голову железным обручем всё сильнее. С приближением полуночи я тяжелела от усталости, но ложиться спать не хотелось, хоть изнурена была так, что мышцы дрожали, и всё тело ломило от верховой езды. Сквозь языки пламени я увидела, как откинулся полог. Огонь качнулся, расплескавшись в воздухе сквозняком, обдавая меня жаром. Серебристый пепел лёг мне на волосы и шкуру, в которую я куталась, сотрясаясь, но вовсе не от холода. Я пыталась загородиться от исгара, хоть эта жалкая защита не спасёт меня, если Ремарт что-то вознамерится сделать.
Маар глянула на меня сухо, ни одной эмоции я не смогла прочесть на его лице. Что у него в голове? О чём думает? Как бы мне хотелось это знать, но в глазах непроглядная тьма. Я сжала меха в пальцах, замирая.
— Зачем ты его держишь? — спросил страж, полоснув холодным равнодушием. — Однажды ты мне грозила воткнуть нож в сердце, проклинала и презирала, плевала в мою сторону, так зачем тебе нужно моё продолжение?
— Он не только твой, — задохнулась я, невольно отодвинулась от огня, усаживаясь на приготовленной на ночь постели. — Он живой и всё чувствует, он ни в чём не виноват… Ты не понимаешь. И тебе никогда не понять. Эта часть меня и тебя тоже, и я не согласна избавляться…
— Это просто сгусток крови и всё. Это ты не понимаешь, что из этого может выйти, асса́ру, — грубо ударил он меня жёсткими словами в самое сердце.
Моё дыхание дрожало, исга́р был неумолим. Но я не собиралась сдаваться.
— Ничего у тебя не выйдет. Даже не пытайся, Маар ван Ремарт. Я не позволю. Не будь я ассару.
Маар застыл, только взгляд полз медленно по моему телу, разгоняя по спине холодный озноб, хоть здесь холодно не было, а даже напротив. Нет, это невозможно, я могу вот так взять и сбросить. Избавиться. Безжалостно. Бесследно. Навсегда. Погубить живое, родное мне. Это же моя частичка. Моя радость. Моя душа. Будущее. Моё всё. Меня не будет, если не будет его. Одна эта мысль приводила в ужас.
Я видела, как в глазах Маара, по мере нарастания моего волнения и страха, распалялась ярость, гремучая, опаляющая самую душу. В его чёрных глазах плескался огонь, а когда такое случалось, быть беде. Я понимала, что злю его, но не могла иначе. Да, я хотела убить Маара, моя ненависть не знала границ, она выходила за рамки, плескалась из берегов каждый раз, когда он брал меня против моего согласия, брал, не считаясь со мной, но я и никогда бы не позволила прикоснуться к себе, и тогда не появилось бы то, что так необходимо мне, больше чем жизнь. И пусть из ненависти, но получился плод, и я счастлива. Он не может меня лишить его. Не может! Я не хочу! Я не позволю, и пусть жжёт моё сердце своим адским пламенем, не позволю! Я непроизвольно прикрыла ладонью низ живота, как будто в попытке защититься.
Маар в один миг оказался возле меня, сдавил шею пальцами, сжимая, перекрывая доступ воздуха.
— Прекрати, — зашипел он, тряхнув. — Прекрати. Будет так, как я решу. Не испытывай моего терпения, Истана.
Маар смотрел на меня налитыми огнём глазами. А во мне всё больше поднимался вихрь смешанных чувств ярости, противоборства, нежелания подчиняться, поддаваться. В этот миг Маар был невыносимо красив, сильный, бушующий, яростный — пугающая, вселяющая трепет и страх стихия. Настолько красив, насколько может быть красивым демон: остро, ядовито, жгуче до всплеска жара и головокружения. В какой-то миг я ощутила, как низ живота налился тяжёлым жаром, пульсацией, отдаваясь в солнечное сплетение, разливаясь по телу горячей магмой, будоража, кружа голову до потери дыхания. Моё тело, моя суть хочет его, хочет прямо сейчас, оно кричит об этом, призывает его, жаждет так тягуче. За эти дни оно изголодалось по ласкам Маара, жестоким и одновременно чувственным, грубым и нежным, болезненным и упоительным, оно требовало так остро, что между ног стало влажно и горячо.