Фоглат продолжал сидеть на своём месте, делая вид, что не испытывает давящей мощи Ремарта, будто она его не варила сейчас, как гуся в котле.
— Я понимаю, что тебя что-то может не устроить в моих словах, но подумай. Я всегда готов выслушать твои условия, — твердил своё Фоглат, не понимая истинного смысла гнева Ремарта.
Хрупкое стекло в руках Маара лопнуло, и остаток ставшего горячим вина растекся по кисти. Багровые пятна вспышками затмевали взор и оглушали. Фоглат напрягся весь, отставляя бокал.
— Не пыли, Маар, — учтиво потребовал он, но в голосе его проскользнуло железо.
Маар попусту его не слышал, внутри пульсировало одно — он трахает убийцу своего брата.
Дрянь!
Маар резко поднялся и молниеносно оказался над Груивом, прокалывая того свирепым взглядом, который сейчас — он знал — не был человеческим.
— Как ты узнал? — прошипел Страж, давя мэниера взглядом, добираясь до его нутра сущностью, сжимая в раскалённом кулаке его душу так, что со лба и с висков покатился пот.
— Мой советник увидел её во дворе и узнал сразу, но знал он не её, а сестру — они похожи, как две капли воды, — хрипло произнёс Фоглат, стискивая зубы.
Так это была Истана? Маар смотрел то в один зрачок Фоглата, то в другой, видя своё отражение, осмысливая услышанное, и всё не мог это принять. Узнал. Он узнал, а Маар — нет. Внутри всё колыхалось и тряслось, и казалось, вот-вот лопнут вены. Но между тем всё встало на свои места, и эта ненависть асса́ру теперь ему понятна.
— Её искали долго, но она исчезла, испарилась, и тогда поиски прекратились, — добавил Фоглат.
Конечно, Груив был осведомлён хорошо о том происшествии, он знает всё, что творится и творилось когда-либо на этих землях.
Проклятая дрянь. Собственное оружие, что было направлено на неё, теперь повернулась к Маару и ударило в него, разорвав на части. Он, казалось, даже ощущал эту боль физически.
Вот что скрывает асса́ру.
Маар выпустил из своей незримой хватки Фоглата, у которого начали трястись желваки на скулах от напряжения, и медленно выпрямился. Глянув на огонь, остепенив его своей волей, страж отступил и быстрым шагом пошёл прочь из зала. Он будто окунулся в жерло вулкана, и по его венам текла не кровь, а магма, она переливалась от затылка до самых стоп и обратно, отяжеляя каждый шаг. Слуги опасливо обходили его стороной, видя его разъярённый взгляд.
Лживая дрянь сумела влезть в его душу, скрывая своё преступление, заставила его хотеть её до умопомрачения, до потери рассудка — пленила своей силой и затуманила разум. Поэтому она всё это время скрывалась где-то, и ни один страж не чувствовал её. Фоглат и его советник могли спутать, но слишком много совпадений. Нет, он не пощадит. Но вначале пусть признается сама, скажет ему в лицо, что это совершила она. А потом… Потом он убьёт её. А может, это всё не так, и убила её сестра, занеся нож, ведь тогда Истана была ещё ребёнком, она не могла… Маар тряхнул головой. Он оправдывает асса́ру, эту бездушную куклу. Даже если Истана всего лишь свидетельница преступления, от этого не делалось легче. Ни черта!
Маар минул полутёмные переходы, оказавшись на полукруглой площадке, взметнулся по лестнице вихрем и замедлил шаг, преодолевая последний пролёт. Дыхание становилось тяжелее и реже, а в ушах бухала кровь. Он не знал, что сейчас сделает, он просто открыл дверь и вошёл, не видя ничего перед собой, не видел в туманной золотистой дымке догоравших свечей спящую асса́ру. Внезапная мысль о её смерти причинила ему боль, натягивая плоть и сухожилия так, что заныло под рёбрами, скрутило нещадно, ломая кости. Он должен был её убить еще раньше, намного раньше, едва поняв, кто она. Но не смог. Почему?
Маар так и стоял на месте, вдыхая дурман её запаха. Её притягательность сводила с ума, рвала душу в клочья, испепеляла всякие мысли и гнев. Фоглат захотел её, готов заплатить за неё. Зачем она ему нужна? Продать подороже? Как он обманывается на этот счёт, он не сможет её продать, как и Маар не смог убить. Чужая похоть и вожделение по отношению к той, кого он ещё толком не испробовал, глушила его и давила.
Маар покинул порог, прикрыв за собой деверь, бесшумно прошёл к ложу. Навис над девушкой, окинув всю её жадным, жаждущим взглядом. Она мирно спала, не ведая о присутствии исга́ра. Упругая грудь медленно вздымалась во вдохе, бархатные тени, падающие от ресниц на её щёки, дрожали, мягкие губы сочно пылали алым, видимо, от духоты. Одна рука лежала на животе, с таким тонким, как веточка запястьем, лицо её было немного отвёрнуто. Невинна, чиста и одновременно ядовита. Как можно быть такой? Нежной и опасной одновременно. Это мука. Внутри с новой слой всплеснул жар. Маар склонился ниже, сжав её подбородок, впиваясь пальцами, развернул резко к себе. Голова Истаны безвольно откинулась к нему. Ассару даже не проснулась от жёсткой хватки — так устала, и сон её был глубокий. И вместо того, чтобы свернуть ей шею прямо сейчас, пока она спит, Маар захотел её, захотел так сильно, что скулы свело, а в паху разлился огонь. Захотел немедленно смять её тело, оставить на нём следы своих пальцев, зубов, ногтей. Он смотрел на неё, наблюдая, как грудь вновь поднялась в настолько глубоком дыхании, что его кожа между лопаток покрылась испариной. Он жаждал трогать её, трахать, кончать в неё, забить своим запахом. Но не убивать.
Маар зло выпустил её подбородок, сжимая пальцы в кулаки, стиснул зубы. Признать своё поражение было невозможным, неприемлемым для него. Как и немыслимо простить ей. Её ненависть только злила, а голос сводил с ума и снова злил. Маар хотел, чтобы она отдавалась ему добровольно, и он почти это получил. Ещё совсем недавно она извивалась в его руках, принимая его целиком. А он в этот миг хотел её душу. Хотел большего. В тот миг, когда он отставил ей жизнь, он хотел, чтобы она была его. Только его. Он хотел её любви. Маар не знал никогда этого чувства. Его любила только мать, очень давно и недолго, потом её лишили жизни — лишили Маара сердца.
Истана протяжно вдохнула и вновь отвернулась во сне. Маар, оторвав от неё неподвижный взгляд чёрных глаз, отступил, направился к окну, проходя мимо тлеющего очага. Встал перед окном, чуть расставив ноги. За стенами замка непроглядная ночь, вдоль крепостной стены горели россыпью огни, сновала безмолвно стража. В ближайшие дни буря не предвидится — путь открыть. За несколько дней можно легко добраться до Ортмора. Но Маара сейчас занимало другое, хотя он больше ни о чём не думал, проваливаясь в чёрную бездну, пустую и холодную.
Я проснулась от глухого стука. Оказалось, вошла служанка с серебряным подносом в руках и фарфоровым расписным чайным гарнитуром. Я откинула одеяло, оглядываясь по сторонам, выискивая Маара, но покои были пусты. Тускло лился утренний туманный свет из окна на каменный пол, ещё не достигая ложа, где я этой ночью спала. По мере пробуждения ощущение пустоты невидимым холодным кольцом сдавило моё тело, и предчувствие чего-то нехорошего кольнуло изнутри, будто за то время, пока я пребывала во сне, произошло что-то важное, непоправимое.
— Доброе утро, — ласково улыбнулась низенькая, но крепкая в бёдрах молодая служанка, та самая, что вчера помогала обустроиться.
Она опустила на столик, что стоял у окна, тяжёлый поднос. Меня немного смутила эта услужливость и мягкий тон её. Недоумевая, я села в постели.
— Меня зовут Рэви. Мне велено собрать вас к завтраку. Груив ван Фоглат просит вас на завтрак.
Я даже брови приподняла, глубоко удивляясь услышанному.
— А Маар ван Ремарт, где он? — произносить его полное имя было мне непривычно, да и не хотелось лишний раз упоминать исга́ра.
Рэви замялась с ответом, и кажется даже, её смутил мой вопрос.
— Мэниер покинул Энрейд ещё до зари.
Дыхание разом собралось в горле комом, мешая говорить.
— Как покинул? Что-то случилось?
В груди от чего-то сердце дёрнулось и пропустило удар — слишком ошеломительным стало для меня это ранее известие, которое, верно, должно было меня обрадовать, но почему-то по плечам и спине заскользила прохлада, оседая колючим инеем где-то внутри. Серые глаза Рэви блеснули в растерянности.