Заслышавший шаги палача конокрад пронзительно заскулил. Цепляясь за землю пальцами с обломанными ногтями, он отчаянно пытался отползти от неумолимо надвигающейся на него смерти. Уже даже не по ставшему привычным кругу, а просто прочь, до предела натягивая удерживающую его цепь, словно надеясь порвать ее.
Напрасно. На этот раз дочь хана сделала все правильно. Усевшись жертве на спину и с силой вдавив его лицом в землю, просунула клинок под шею отчаянно что-то верещавшего мужчины и медленным широким движением перерезала горло. Подержала так некоторое время, позволяя жизни окончательно покинуть содрогающееся тело. Отерла клинок об одежду мертвеца и, убрав его в ножны, медленно выпрямилась, ища взглядом отца.
Тот уже был здесь, взирал на нее сверху вниз с высоты своего седла. Вот он поднял руку с зажатой в ней баклагой, и на голову Юлдуз обрушилась струя ледяной воды. Девушка отчаянно зажмурилась, судорожно вздохнула, сглатывая капли живительной влаги пополам с чужой кровью, смываемой с ее лица.
- Урок окончен, - провозгласил хан, отбрасывая прочь пустую баклагу, и, свесившись с седла, отвесил дочери звонкую отрезвляющую пощечину. - Воистину, ты дочь своей матери. И своего отца.
Помолвка
Май 1185 года, Каяла
Лязг, скрежет, сдавленный человеческий хрип, бешеное ржание лошадей. Короткий пронзительный вскрик, и степняк, лицо которого только что превратила в кровавое месиво булава одного из дружинников, кулем валится с седла. Потерявшая всадника лошадь встает на дыбы, ударами копыт опрокидывая еще одного половца, бьющегося рядом, заставляя отпрянуть и наседавшего на него противника. Отступает назад, невольно топча своего еще живого хозяина, испуганно всхрапывает, еще раз переступает по визжащему комку плоти у себя под ногами и наконец подается в сторону, прочь из этого страшного места. А следом за ней в непроизвольно образовавшийся проход устремляются двое - давешний воин с окрашенной алым булавой и совсем еще игрушечная на фоне своего спутника, испуганно жмущаяся к шее лошади, юношеская фигурка. Пришпорив коней, они рывком отделяются от этого рычащего, громыхающего и утробно чавкающего месива и торопливо сваливаются в овраг, по дну которого, петляя, бежит безымянный ручеек.
- Скорее, княже, скорее! - сотский Андрей на мгновение натянул поводья, пропуская кобылку Владимира вперед и оглядываясь, дабы удостовериться, нет ли за ними погони? - Они скоро опомнятся!
Владимир молча стиснул зубы, пригибаясь к самой гриве и несясь вперед сквозь веером летящие из-под ее копыт брызги. Учащенно билось сердце, ладони вспотели, перед глазами плыл какой-то бесконечный кровавый туман, и парень лишь чудом и крайним напряжением сил все еще удерживался в седле. Нет, не так он представлял себе свою первую большую битву. Как первый, непринужденный и богатый на добычу бой с «погаными» на Сюурлий - да. Но не как последовавший вскоре вслед за ним чудовищный, изматывающий, двухдневный пеший марш сквозь выжженную солнцем степь. Под непрекращающимся ни днем ни ночью дождем половецких стрел, да словно заведенные сменяющими друг друга наскоками все новых и новых летучих отрядов степной конницы. Пока не наступил крах. Пока не оторвался от своих и не исчез в одиночку бросившийся в погоню за трусливо бежавшими ковуями отец. Пока не сгинул в вихре словно из ниоткуда налетевших степняков попытавшийся было нагнать брата дядька Всеволод. Пока не дрогнули и не замерли в растерянности потерявшие разом двоих старших князей полки. И будто почуявшие запах свежей крови не нахлынули разом со всех сторон неисчислимые полчища агарян.
Сотский путивльских гридей Андрей буквально за шкирку выдернул своего юного князя из пешего строя воев, стремительно превращающегося в просто охваченную паникой толпу. Вскинул в седло поспешно подведенного другим дружинником коня и, с басовитым гудением крутанув над головою увесистой палицей, отдал команду горстке уже пристроившихся за ним верховых идти на прорыв. Владимир еще попробовал было что-то вякнуть про необходимость собрать воедино всех способных сражаться, но его никто и не думал слушать. Гриди делали свое первостепенное дело - спасали жизнь князя.
И вот теперь их осталось лишь двое. А впереди еще многие и многие версты враждебной половецкой степи, дни и дни бешеной скачки, прежде чем на горизонте мелькнут стены первой русской пограничной крепостицы, способной дать укрытие беглецам. Владимир невольно хмыкнул, вспоминая давний рассказ отца о во многом похожем его бегстве после разгрома на Долобском озере. Но даже тогда Игорь был в куда как менее отчаянном положении, нежели его сын сегодня.