- А-а-а, ты об этом, - протянул Игорь, таки сдергивая сапог. Ну в самом деле, не вечно же ему за него держаться. Пусть и при родной жене, все одно глупо как-то. - Так то правда, - кивнул он. - Тут ведь как оно полу...
- Тебя, остолопа, у Долобска что, по головке хорошо приложили? - перебила его супруга, довольно-таки бесцеремонно трижды постучав Игоря по лбу. - Ты чем вообще думал, когда такое агарянину поганому обещал?
Игорь насупился. Отложил сапог на лавку.
- Он мне жизнь спас. - Замялся. - Ну, по крайней мере, свободу мою точно. Сама подумай, какой бы выкуп затребовал за меня Рюрик, попади я ему в руки?
- Ага, - насмешливо кивнула Ефросинья, - а так ты всего лишь сыном расплатился. А меж тем, с Рюриком вы сейчас уже и вовсе в мире. Они со Святославом твоим теперь Киев на двоих делят. И тебя б по случаю примирения такого, уж всяко, на волю отпустили бы безо всякого выкупа.
- Кто мог знать тогда, как оно повернется? - огрызнулся князь. - Да и неизвестно еще, как бы оно обернулось, окажись я в аманатах у Рюрика. Может, и не пошел бы он на мировую со Святославом, возомнив, что вот-вот, еще чуть-чуть, и сомнет нас вовсе, и будет Киев его! - отрезал он.
- Да к ляду ваш Киев! - всплеснула руками жена. - Но на кой мне тут сдалась эта твоя дикарка? Вот что я буду с ней делать?
- Ну, не ты, а Владимир, - немного растерянно пробурчал Игорь. - А ты научишь ее всем премудростям, что должна знать настоящая жена русского князя...
- Ага. Щаз! - фыркнула Ефросинья. - Ты вообще с этими половчанками, не теми девками, с которыми вы, герои наши, балуетесь, когда какой-нибудь кош в степи накроете, - княгиня презрительно скривила красивые полные губы, - а с настоящими хатунями, теми, что из ханских шатров вышли, дело имел?
Князь пожал плечами.
- Нет. Но мало, что ли, этих половчанок по княжеским да боярским теремам сидит? У тебя самой, к слову, - вскинулся он, - бабка из половцев была! Аепина дочка.
- Во-о-от, - с ехидцей протянула супруга и, опасно так прищурившись, спросила: - А ты с моей бабкой когда-нибудь встречался?
- Нет, спасибо, с меня и тещи хватило, - отведя взгляд, буркнул Игорь, едва удерживаясь от того, чтобы добавить - "и тебя тоже".
- То-то же! - торжествующе заключила Ефросинья. - А я хорошо помню, как она к нам в Галич приезжала. И знаешь, чему она меня в свои редкие наезды учила?
- Бисером вышивать, - наугад ляпнул Игорь, заранее зная, что все равно не угадает, и что правильный ответ ему на самом деле вряд ли понравится.
- На лошади скакать да с седла из лука стрелять! - отрезала княгиня. - И лет ей самой тогда уже, - она вновь стремительно склонилась к мужу, - за пятый десяток перевалило.
Игорь задумчиво покосился в маленькое забранное цветным византийским стеклом окошко.
- Ну ладно, не преувеличивай, - наконец проворчал он. - Ты на самом деле еще ровным счетом ничего не знаешь об этой девчонке. Да и вообще... - прищурился князь, словно пытаясь разглядеть что-то в далекой дали. - Кто его знает, как оно обернется? Степные ветры переменчивы. Сегодня половцы Кончака нам друзья. А завтра... И о браке-то речь пока еще вовсе не идет. Не раньше, чем Владимиру хотя бы пятнадцать исполнится. Еще все может измениться.
- Хм! - княгиня вновь уперла руки в бока, сверху вниз взирая на супруга. - Ну если только.
- Но смотрины провести мы обязаны, - сказал, словно отрубил, Игорь. - Я уже назначил время и место. Пусть дети встретятся, поглядят друг на друга, познакомятся. А выйдет ли из этого что-нибудь иль нет... - он неопределенно покрутил в воздухе пальцами. - Время рассудит.
- Посмотрим, как оно рассудит, - дернула носиком Ефросинья и, развернувшись на месте, направилась прочь из горницы. - Про баню только не забудь, - не оборачиваясь, напомнила она уже на выходе, - а то остынет, как в прошлый раз.
И вышла прочь.
Князь какое-то время молча взирал на захлопнувшуюся за супругой дверь. Затем перевел взгляд на одинокий сапог на левой ноге и, ни к кому конкретно не обращаясь, пробормотал:
- А сапоги с мужа, только-только с дороги, снять?
***
Ханская ставка на устье Тора.
Тот же день.
- Если бы взглядом можно было убивать... - задумчиво протянул Кончак, отхлебнул вина из окованной золотом чаши и, хитро прищурившись, покосился в дальний конец противоположной, женской стороны юрты, откуда на него обиженно взирала стопка разноцветных подушек.
В ответ послышалось громкое фырканье и негромкое мелодичное позвякивание.