Бородач Савва спорить и отнекиваться не стал. Снова оседлал коня и немедленно отправился в путь, несмотря на протесты своей хмурой жены. Рута же сломя голову помчалась к Тавру. Молясь про себя всем богам славичей, чтобы дорогой ей человек был по-прежнему жив.
– А не-ету тваво парнишечки. Ушё-о-ол, – меланхолично доложила пожилая тётка, кормившая во дворе кур.
– Как ушёл?! – не поверила Рута и бросилась в дом.
Но постель действительно оказалась пуста, а на полу валялся маленький кусочек дерева с руной Берегиня. Ворожея машинально её подобрала и опять вылетела во двор.
– Не мог он сам уйти! Был без сознания! – накинулась она на тётку, всё ещё кормившую птицу. Кинет горсть зерна, и стоит, любуется, как куры жадно клюют.
– Ушё-о-ол, – равнодушно повторила тётка. – Тёша его увё-ол, за ручку.
– Тёша? Маленький мальчик?
– Ага. Чай недалече ещё отошли-и…
– А куда отошли-то? В какую сторону? – напряглась Рута. Теперь она поверила, колдун есть колдун. Некоторые способны и мертвеца поднять.
На этот раз тётка ответила жестом. Неопределённо ткнула пальцем в сторону леса, и Рута кинулась догонять. Вернее бестолково метаться за околицей, пытаясь высмотреть напарника, уводимого куда то колдуном в теле мальчика.
Добежала Рута и до леса, который окружал Усмановку со всех сторон. И застыла на опушке, не зная где искать дальше. И вдруг испытала жгучее презрение к самой себе. Ворожея, называется! Носится, как заполошная курица, когда сразу следовало применить волшбу!
Не теряя больше времени, она вернулась к дому медлительной хозяйки и, бормоча поисковый заговор, прошлась по двору, а потом вокруг избы.
Ещё не сделала и полный круг, как потянуло за сарай, а потом не к лесу, а в небольшой овраг за огородами. То ли хозяйка соврала, то ли колдун, подселившийся в Тёшу, отвёл тётке глаза.
В овраге протекал слабенький ручей: собаке полакать, птицам напиться, а человеку просто переступить. Не раздеваясь, как сделал это Тавр, разбросав по траве одежду вплоть до исподнего.
Потом Рута обнаружила особенно страшное – единственный отпечаток человеческой ноги, оставленный в сыром месте, сменился звериным следом. Волчьим. Волка же выдал и клочок шерсти, а там где началась трава, в которой следы терялись, путь волка отметили яркие капли крови. Блестевшие в зелени спелыми ягодами: Тавр, превращённый в волка, при трансформации разбередил свою страшную рану.
Напряжённая, ожидающая в любую минуту нападения, Рута дошла по следам крови опять же до леса. Преследовать дальше не было смысла, за волком в его стихии было не угнаться. Поэтому ворожея снова вернулась к ручью, чтобы ещё раз всё осмотреть.
Уныло собрала одежду Тавра, подняла и выпавшую из неё руну Радуга и опять уставилась на отпечаток волчьей лапы. Слишком крупный и не совсем правильный, но ответ Рута уже знала. Колдун проклятием на кровь превратил Тавра в оборотня, в волколака. Возможно безумного, с такой-то раной на голове. А значит и она сама, и Усмановка теперь в опасности!
Глава 11. Колдун с того света
Опустошённая, горюющая, а ещё сильно уставшая Рута с узлом одежды Тавра побрела обратно в деревню. Следовало обойти все дворы и предупредить жителей о появлении волколака.
Что будет дальше, ворожея хорошо понимала – мужики вооружатся и устроят облаву на оборотня сами. Так привычней и правильней, чем дожидаться внезапного нападения один на один, потому что отсидеться по домам не получится. Летняя страда: покосы, обширные огороды и выпас скотины. Это не зима, когда каждой семье можно запереться и держать оборону внутри избы. Хотя бы некоторое время…
«Бедная Усмановка. Называется, спрятались от всего мира в глухомани, а судьба и на печке найдёт…», – подумала Рута, старательно переставляя гудевшие ноги.
Больше всего ей хотелось лечь прямо на землю и погрузиться в оцепенение. Дать усталому телу немного отдохнуть, а голове поразмыслить, ни на что не отвлекаясь. Но Рута уже вошла в деревню, и ещё издали, за несколько домов, услышала, как беснуется икотница. Ворожея вздохнула и направилась в тот двор.
Баба, молодая и крупная, неловко ползала на карачках, выставив вверх обширный зад, и яростно рычала.
Вторая баба, похожая на первую лицом и крупной фигурой, видно сестра, следовала за больной неотступно. Без конца обдёргивала у той задирающийся сарафан и монотонно бормотала что-то себе под нос. Видимо просила у богов заступничества.