Все так же резко он скомандовал:
– Вниз.
Они спустились по ступенькам в просторный полуподвал, отделанный белой плиткой. На этом большом пространстве перилами была выгорожена площадка, перед которой Морин остановилась, пораженная. Ей предстала настоящая научная лаборатория, освещенная вмонтированными в потолок плафонами и оборудованная по последнему слову техники. У стены справа разместилась стойка с компьютерами, мониторами и огромным электронным микроскопом. В центре располагался еще один стерильный рабочий островок. А левая стена была по всей длине забрана матовым стеклом, за которым в голубоватом неоновом свете угадывалась холодильная камера.
– Моя личная лаборатория – обитель Фауста. Впечатляет, не правда ли?
Сойдя с последней ступеньки, Роско широким жестом левой руки обвел представшее им пространство; правая же, как подметила Морин, на ни миллиметр не сместилась от выбранной мишени.
– Вот в таких местах и вершатся научные революции. Хотя порой они скорее пускают пыль в глаза.
Затем он указал на матовое стекло, подсвеченное застывшим неоном.
– А там, как ты, наверное, догадалась, современный холодильник, где в жидком азоте, при температуре двести градусов ниже нуля хранятся человеческие зародыши. Роза в такую стужу остекленеет, а человек, сделав один вдох, не доживет до выдоха.
Сбоку от холодильной камеры Морин рассмотрела пузатые баллоны с манометрами; от них отходили внутрь толстые кабели, поддерживающие постоянную температуру. Продолжая свои объяснения, Роско довел ее до противоположной стены и указал на вращающееся кресло перед столиком компьютера. На время исчез из вида, приказав завести руки за спину. Морин почувствовала, как он накрепко связал ей запястья липкой лентой.
Затем появился вновь, и на лице его она прочла презрительное сочувствие к ничтожности мира.
– Все ученые впадают в одну и ту же ошибку. Стремясь к познанию, они рассчитывают рано или поздно уподобиться Богу. Дураки!
Роско вперил в нее взгляд, и Морин впервые увидела в его глазах ледяной огонь безумия.
– Всякое приобретение в области знаний ставит нас перед новым невежеством. Бесконечная спираль. Единственное, что способно возвысить нас над Богом, – это правосудие.
Морин возразила ему, тут же осознав бессмысленность каких бы то ни было возражений.
– К сожалению, это лишь человеческое правосудие. Божественное нам не дано.
– Человеческое правосудие записано в законах. А они далеко не всегда справедливы.
Роско небрежно облокотился на облицованную кафелем стойку и, держа пистолет в правой руке, посмотрел на него так, словно это какая-то статуэтка или вазочка, а не смертельное оружие. И когда Морин спросила его о причине всех этих нелепых убийств, его ответ прозвучал сухо и лапидарно, как выстрел.
Месть.
Теперь настал момент истины, время открыть карты и дать друг другу исчерпывающий ответ.
Но вопросы у них были разные: Морин хотела знать – зачем, Роско хотел знать – как.
Он заговорил первым, но как-то рассеянно, почти равнодушно:
– Кто знает, что ты здесь?
– Никто.
– Так я тебе и поверил.
– Ты же сказал, что готов поверить во все. И сразу поверил, что я тебя вычислила.
Морин надеялась, что Джордан рано или поздно прочтет ее послание. Роско – безумец и убийца, но и ученый, поэтому единственный способ выиграть время – разжечь его любопытство, рассказав о фантастическом эффекте, который оказала на нее сделанная им операция.
– Так вот, представь себе: я видела, как ты убивал Джеральда Марсалиса.
Если бы она вспыхнула, как спичка, у него на глазах, он и то, наверное, удивился бы меньше. Несколько секунд он сверлил ее взглядом, потом расхохотался.
– Ты видела… Умоляю, не смеши меня.
– Ну вот, я же говорила – не поверишь. Помнишь, я звонила тебе и спрашивала насчет донора?
– Прекрасно помню.
– Полагаю, этим донором был именно Джеральд Марсалис.
– С чего ты взяла?
– С того, что сразу после операции меня начали пытать – да-да, именно пытать – видения из его прошлой жизни.
– Ты меня разыгрываешь. Это что, новая серия «Секретных материалов»?
– Если бы все было так просто, я бы выключила телевизор – и дело с концом.
– Как ученый, я верю только в то, что могу пощупать или хотя бы увидеть собственными глазами.
– На сей раз тебе придется поверить в то, что видела я – глазами другого человека. Я здесь, и одно это уже доказывает, что я не лгу. Там, в холле, я упала перед тобой на пол, потому что, говоря языком кино, пережила новый наплыв. Я видела тебя. Дверь была приоткрыта, ты был в сером спортивном костюме под плюш, с надвинутым капюшоном. Когда Джеральд растворил перед тобой дверь, ты шагнул к нему с полутемной лестничной площадки. А он был голый и с ног до головы обмазан красной краской.
Роско на миг лишился дара речи. Всю недоверчивость исследователя, а заодно и человека, с него как ветром сдуло.
– Невероятно…
– Иного слова не подберешь, Уильям. Я потому и не стала никому говорить, что иду сюда. Представь, как восприняли бы в полиции заявление о том, что я видела убийцу глазами его жертвы.
Морин очень рассчитывала на то, что эти аргументы убедят его. И в то же время она была вынуждена излагать сокращенную версию событий, в частности умалчивать о Тельме Росс, ведь иначе он поймет, что другие лица тоже в курсе этой истории, и в лучшем случае сбежит, оставив ее привязанной к креслу. А в худшем…
Однако в нем ученый уже взял верх над убийцей, теперь он видел перед собой новое поле для исследований.
– Вероятно, это послание на клеточном уровне, своего рода импринтинг, нейронная информация, сохраняющаяся независимо от жизни носителя. Потрясающе, фантастика! Мы вместе откроем эту связь и сможем…
Морин перебила его:
– Вместе?
– Ну да. Мне нужно тебя обследовать, провести серию опытов.
– А если я не соглашусь?
Роско словно только теперь вспомнил, кто они и что привело сюда их обоих. Она – полицейский, которого он привязал к креслу, он – убийца, направивший на нее пистолет.
Но даже в этот критический момент хваленая ирония не изменила доктору Роско.
– Если не согласишься? Вот это любопытный поворот. Позволь тебе напомнить, что, кроме меня, никто не знает, какой тип стволовых клеток необходим для завершения терапии. Без меня тебе грозит слепота. Если ты отнимешь у меня мое завоевание, мою высшую справедливость, то вскоре вернешься к состоянию, в котором поступила в больницу.
От его последних слов на Морин повеяло холодом азота, что поддерживал температуру в его холодильнике.
– Если Джулиус Вонг выйдет на свободу, ты вновь лишишься зрения.
49
Под деревьями и фонарями Генри-стрит Джордан доехал до нужного ему дома. Покинув Стюарт-Билдинг, он включил телефон, и тут же послышался звуковой сигнал о сообщении, ославленном на автоответчике. Оказывается, Морин пришла к тому же выводу, что и он, и решила нанести визит Роско.
При первых ее словах он порадовался подтверждению своей догадки, а услышав о ее планах, похолодел и обозвал себя кретином за то, что выключил телефон.
Морин больше не на кого рассчитывать, она только с ним может поделиться образами, приходящими к ней столь загадочным путем. И вот теперь, не дозвонившись ему, отважилась действовать в одиночку.
Джордан понимал ее, но это не умаляло его тревоги. Он вскочил на мотоцикл и на предельной скорости помчался по адресу, который она оставила ему в сообщении, молясь про себя, чтобы не столкнуться с полицейским патрулем. Доехал он без приключений, остановил «дукати» на противоположной стороне и перешел дорогу к массивному трехэтажному зданию на углу Генри и Пирпонт-стрит. Именно этот квартал был погружен в полную темноту, и дом в далеких отблесках соседней улицы выглядел поистине зловеще.