— Игорь учит ее жарить piroshki, — говорит Варя, становясь рядом со мной. — Они уже третью партию делают.
— Игорь говорит только по-русски. Как он может ее чему-то научить?
— Понятия не имею. Он говорит ей, что делать, а когда она делает неправильно, он кричит.
Я поворачиваю голову в сторону и смотрю на Варю.
— Он кричал на мою жену?
— Скорее она на него кричала.
— За что?
— Ну, он накричал, потому что она сожгла первую партию. А она, потому что он не сказал, как долго они должны жариться. Ни один из них не знает, о чем кричал другой. Это уморительно.
Мы стоим у двери и наблюдаем за ними.
— Что случилось со второй партией? — спрашиваю я. — Тоже сгорела?
— Вторая была хороша. Они только что закончили жарить, когда мальчики начали приходить на обед. Каждый, кто проходил мимо, брал один или два, и через пять минут они закончились. — Она смеется. — О, она так разозлилась.
— Почему? Она хотела все съесть одна?
Варя поворачивается ко мне, и в ее глазах такой озорной довольный взгляд, как у кота, которому достались сливки.
— Нет, Роман. Она разозлилась, потому что тебе не оставили.
В этот момент Нина поднимает голову, наши взгляды встречаются, и она улыбается мне. Как будто солнце внезапно пробилось сквозь темные тучи, обдав меня своим теплом, и я начинаю желать, чтобы это было на самом деле, а не просто притворство. Она идет ко мне, и звук каблуков отдаётся эхом в большом пространстве.
— Они съели твои piroshki, — говорит она и упирает руки в бока.
Она выглядит так чертовски мило, когда злится. Я поддаюсь вперед, обхватываю ее одной рукой за талию, а другой — под колени. Приподняв ее, сажу к себе на колени.
Она пискнула и обвила руками мою шею.
— Я испачкала мукой всю твою рубашку.
— Мне все равно, — говорю я и хватаюсь за колеса. — Держись крепче.
Ее глаза расширяются, но она крепко обхватывает меня за шею.
— Варя, открой нам дверь, — зову я через плечо, разворачиваю кресло и выкатываю нас в коридор.
Поскольку ноги Нины болтаются сбоку кресла, приходится немного напрягаться, чтобы справиться с правым колесом, но мне это удается, и я везу нас через коридор к лифту. По дороге она смеется как сумасшедшая, уткнувшись лицом в мою шею, и это чертовски приятно.
Мое легкое настроение испаряется, как только мы выходим из лифта, и я вижу Леонида, стоящего на верхней ступеньке лестницы и смотрящего на нас расчетливым взглядом. Я игнорирую его и везу нас к двери моих апартаментов.
— Спасибо, что подвез. — Нина смеётся и встает, чтобы открыть дверь.
— В любое время, malysh. — Я закрываю за собой дверь. — Пойдем, нам нужно поговорить.
— Что-то случилось?
— Возможно. Иди переоденься, я буду ждать на кухне.
Когда я вхожу на кухню, после душа и в чистой одежде, я застаю Романа, роющегося в холодильнике. Он тоже переоделся, в джинсы и белую футболку, которая плотно обтягивает его широкую спину. Я не могу удержаться, чтобы не смотреть на него.
— Как колено? — спрашиваю я, когда мне удается перестать глазеть на него. Он снова встал на костыли, так что, полагаю, ему уже лучше.
— Пойдет, — говорит он и закрывает холодильник. — Так же, как и несколько дней назад. Мне нужно позвонить, чтобы записаться к терапевту на завтра. Мне пришлось отменить сегодняшний сеанс.
Я подхожу и встаю рядом с ним, уверенная, что наконец-то преодолела идиотскую реакцию своего тела на его размеры. Я случайно задеваю его локоть рукой, и вздрагиваю.
— Прости, — шепчу я и закрываю глаза, злясь на себя. Я ненавижу это.
Я чувствую руку Романа на своей талии, и в следующее мгновение я оказываюсь сидящей на столешнице.
— Ты не должен делать это все время, — вздыхаю я.
— Я не против.
— Чушь собачья. Нога не болит?
— Прости, что говорю тебе, но ты как маленькая, Нина. Моя нога в полном порядке.
— Рядом с тобой Роман, все маленькие. — Я закатываю глаза и поглаживаю его по плечу. — Физиотерапия помогает?
— Да, но результат медленный. У меня ушло два месяца, чтобы ходить на костылях. Еще один, чтобы пользоваться ими без сильной боли. Уоррен говорит, что через пару недель мы попробуем трость, посмотрим, как пойдет. — Он подходит к стойке рядом с тем местом, где я сижу, достает стакан и контейнер с апельсиновым соком.
— Что потом?
Он не отвечает сразу, похоже, сосредоточившись на наливании апельсинового сока.
— Мое колено слишком повреждено. Скорее всего, трость - это лучшее, на что я могу рассчитывать.
Судя по тому, как он избегает смотреть мне в глаза, ему не нравится такой исход.
— Даже с тростью Роман, ты будешь сексуальным. Будешь выглядеть очень аристократично.
Он смотрит мне в глаза, и слегка улыбается.
— А сейчас я не сексуальный?
Оу, ты даже не представляешь, насколько, — хочу сказать я. Вместо этого просто смеюсь.
— Пахан, напрашивается на комплименты? Боже мой, какой же ты тщеславный. — Я игриво подталкиваю его, и мы оба смеемся. Когда смех стихает, я меняю тему. — Ты сказал, что тебе нужно кое-что обсудить.
— Да. Мне нужно, чтобы ты поставила жучок в комнате Леонида. Также в кабинете, но его комната — приоритет.
— Ладно. Как мне попасть в его комнату? Я могла бы пробраться туда, пока он работает.
— Там всегда кто-то есть, горничная или кто-то из парней. — Роман переносит вес со своей больной ноги и опирается бедром на стойку. — Нужно все продумать.
— А если я все испорчу?
— Не испортишь. — Он тянется ко мне рукой, как будто собирается коснуться моего лица, но потом передумывает и отворачивается. — Ты сообщила своим родителям, что мы поженились?
Я сгримасничала.
— Еще нет. А должна?
— Да.
— Черт. Мама меня убьет. Она всегда говорила, что хочет организовать огромную свадьбу, если я когда-нибудь найду кого-то достаточно сумасшедшего, чтобы жениться на мне. Может, я просто напишу ей.
На челюсти Романа заходили желваки, и он наклоняется ко мне так, что наши носы почти соприкасаются.
— Нина, ты не можешь сообщить своей матери, что вышла замуж по смс-ке. Ты позвонишь ей и попросишь ее и своего отца прийти к нам на ужин.
— Сюда? — Я недоуменно смотрю на него. — Я не могу позвать их сюда. Когда мама увидит всех парней с оружием, она подумает, что я вышла замуж за мафиози!