— Я слышала, тебя подстрелили, — говорю я и поражаюсь, как непринужденно мне удается говорить — ни дрожи в голосе, но в душе бушует ураган.
Роман вскидывает голову, его взгляд сталкивается с моим, и он смотрит на меня с такой силой, что, если бы за спиной не было двери, я бы упала. В его глазах читается так много, разные эмоции вспыхивают и сменяются другими так быстро, что я не могу уловить их всех. Удивление, но оно смешано с обидой и такой яростью, что я не могу не вздрогнуть.
— И как тебя это касается, Нина? — Тихие, злые слова — каждое из них пронзает мое и без того израненное сердце. Он ненавидит меня.
— Я просто хотела убедиться, что с тобой все в порядке.
Он откинулся в кресле и скрестил руки перед собой.
— Почему?
Почему? Такой простой вопрос. И так много ответов. Потому что я боялась за него. Потому что скучала по нему и хотела увидеть его хотя бы на минуту. Потому что люблю его. Но вместо того, чтобы ответить, я стою и пытаюсь контролировать свое дыхание, потому что вдруг мне показалось, что в комнате не хватает воздуха.
Роман встает, берет трость, стоящую возле стола, и идет ко мне. Он сильно опирается на трость, но его шаги уверенны и довольно быстры. Из уголка моего глаза вытекает слеза. Он сделал это; я знала, что он сделает.
Он встает передо мной и поднимает руку, чтобы положить ее на дверь рядом с моей головой, закрывая меня. Опускает голову так, что наши лица оказываются в нескольких сантиметрах друг от друга.
— Я задал тебе вопрос. Мне нужен ответ, malysh.
Плотина прорывается, когда я слышу его ласковое обращение, и слезы свободно текут по моему лицу. Нижняя губа у меня начинает дрожать, я прикусываю ее и медленно поднимаю руки к его лицу. Они дрожат. Я колеблюсь секунду, затем кладу ладони на его щеки.
— Ты. Ушла. От. Меня, — шепчет он, а затем ударяет ладонью по двери. — Ты, бросила меня!
— Я знаю.
Ярость. Столько ярости в его глазах, когда он смотрит на меня.
— Прости, что причинил тебе боль, — шепчет он. — Я хотел бы повернуть время вспять и сделать все по-другому. Но не могу. Но мне нисколечко не жаль, что я убил этого ублюдка. Поэтому, я спрошу еще раз. Почему тебя волнует, что в меня стреляли?
Я не могу заставить себя отвести взгляд от его глаз. Он не сожалеет о том, что сделал. Могу ли я жить с этим?
Роман зарывается рукой в волосы на моем затылке.
— Ответь мне, черт возьми.
— Потому что я люблю тебя, Роман! — Я прижимаю ладони к его щекам. — Я люблю тебя. Мне невыносима мысль, что тебя ранят. Ты закончишь эту чертову войну, которую ты начал, слышишь меня? Мне все равно, как ты это сделаешь, но закончи ее, или, да поможет мне Бог, я убью тебя сама.
Он молчит несколько мгновений, глядя мне в глаза, сжимает мои волосы.
— Выходи за меня замуж, — говорит он, — и я остановлю войну.
Глаза Нины расширились от моего предложения. Она, вероятно, задается вопросом, серьезно ли я говорю, и можно не сомневаться, что да. Неважно, какими средствами, но я верну ее.
— Ты шантажируешь меня, чтобы я вышла за тебя замуж. Опять.
Это не был вопрос, но я все равно решил уточнить.
— Да, шантажирую.
Она смотрят в мои глаза, и я вглядываюсь в них. Они красные по краям, и слезы все еще текут. Мне кажется, она даже не замечает, что все еще плачет, а мне так хочется смахнуть ее слезы рукой. Это будет последний раз, когда она плачет из-за меня, я клянусь себе.
Мне нужно, чтобы она сказала «да». Я не могу пережить еще одну ночь без моей дикой кошки, свернувшейся калачиком у меня под боком. Она забрала мое черное сердце с собой в тот день, когда ушла, и если она скажет «нет», то может оставить его себе. Я все равно больше ни для кого не гожусь.
— Господи, Роман, — вздыхает она и прижимает ладони к глазам.
Я смотрю на ее руки, измазанные черной краской, и в моей груди расцветает крохотный огонек надежды.
— Ты не сняла кольцо.
— Я не могла. — Она опускает руки и вздыхает.
Хорошо. У нас что-то получается. Я тянусь к ее руке и снимаю кольцо с ее пальца. Оно снимается слишком легко. Она похудела. Я собираюсь задушить ее.
— Отдай! — кричит она и хватает меня за руку, но я убираю ее за спину.
— Отдам. Дай мне несколько секунд, — говорю я и, взявшись за трость, медленно начинаю опускаться на левое колено.
Нина смотрит на меня, ее глаза расширены. Она снова плачет.
— Черт, детка. Не делай этого.
Я игнорирую жгучую боль в правой ноге и еще немного опускаю левое колено. Это не совсем та поза, которую я себе представлял, но она ближе всего к тому, чтобы встать на одно колено. Я поднимаю кольца перед ней.
— Ты выйдешь за меня, malysh?
Она плачет и судорожно вдыхает, слезы все еще текут по ее лицу, затем хватается меня за грудки рубашки и тянет вверх. Мне требуется несколько секунд, чтобы выпрямиться, и когда я это делаю, она поднимает руку между нами.
— На этот раз ты не отделаешься дешевой версией, Роман. — Она фыркает. — Я хочу платье, большое, пышное и сверкающее. Тонну цветов, оркестр, играющий шикарную музыку, и, конечно же...
Я чувствую, как губы у меня кривятся в улыбке. Я так чертовски люблю свою маленькую сумасшедшую жену.
— Я люблю тебя, — шепчу я, надеваю кольцо ей на палец, затем беру ее за лицо и целую.
* * *
Я провожу ладонью по спине Нины, затем опускаю вниз, чтобы сжать ее попку, и повторяю путь вверх до самого затылка, где пальцами застреваю в спутанных темно-зеленых прядях.
— Это смоется?
Нина поднимает голову от моей груди и смотрит на прядь волос между моими пальцами.
— Не любишь зеленый цвет?
— Не очень. Но если тебе нравится, я не против. Хотя он ужасен.
— Он смоется через неделю или две. Я тоже его ненавижу. — Она пожимает плечами и снова опускает голову, прямо над моим сердцем. — Как ты остановишь войну с итальянцами?
— Обычным способом. Кое-кто женится на милой и послушной итальянке.
— Как романтично. И кто же будет счастливым женихом?
— Я еще не решил. Наверное, Костя.
— Уверена, он будет в восторге. — Она зевает и закрывает глаза. — Как проходит физиотерапия?
— Я закончил ее две недели назад. Уоррен сказал, что мы достигли максимума того, чего можно достичь, поэтому в ней больше нет необходимости.
— Я рада. Знаю, как ты ненавидел эти сеансы. Ты сексуален с тростью, как я и говорила. — Она сонно улыбается.
Я убираю несколько спутанных прядей волос с ее лица, затем смотрю в сторону кровати, где мои костыли прислонены к стене. Не думаю, что она заметила их, когда мы вошли, поскольку мы были заняты тем, что снимали одежду по пути к кровати. Она все равно узнает об этом утром, но я предпочитаю сказать ей сразу и покончить с этим.