Выбрать главу

- Ага, я Влад, приятно познакомиться, - мгновенно отреагировал тот.

- Вот блин, прости. Мне очень стыдно, - прикрыв глаза рукой и изображая огромное раскаяние, произнес Костя.

- Да ничего. Скидка на возраст.

Эта нелепая ситуация немного разрядила атмосферу, но парни были не намерены отступать и продолжали меня уговаривать.

- Может быть, поедим? – вклинился Никита, и все взгляды обратились в его сторону. – Ну а чё, вечер уже.

- Да, это нелегкая ноша Никиты – съедать все бананы, которые остаются к вечеру.

Они постоянно подтрунивали друг над другом, и никому даже в голову не приходило обидеться.

- Ну так что? – опять взглянул на меня Костя. – Ань, сама не понимаешь, от чего отказываешься! Это же такой кайф!

- Я так понимаю, вы не отстанете, пока не услышите «да»?

- Да, - хором подтвердили они.

- Ладно. Но это единственный раз, когда я поддаюсь на ваши провокации! – заявила я, уверенно шагая к тарзанке, несмотря на то, что весь мой гордый вид и непоколебимое бесстрашие были напускными. На самом деле мне было не по себе, но я ощущала где-то внутри эту потребность: показать, на что я способна, доказать, что я отнюдь не из тех, кто всего боится и сдается лишь потому, что слово «риск» ввергает его в панику. Доказать скорее самой себе.

Крепко схватившись обеими руками за веревку, сплетенную из лиан, я постаралась воспроизвести в уме картинку того, как это делал Никита.

- Оттолкнись посильнее ногами, - подсказал мне кто-то.

Я так и сделала. Парни что есть мочи толкнули меня в спину, и я, вцепившись руками и ногами в раскачивающуюся ветку, полетела вперед.

Ощущения оказались непередаваемыми. Свист ветра в ушах, зажмуренные от ужаса глаза, вырывающийся из горла крик… А потом я разжала руки и плюхнулась в океан.

Не скажу, что было страшно, но дух захватывает. И, к удивлению для себя и смеющихся парней, едва выбравшись на берег, я заявила:

- Хочу ещё!

- Э, нет, у нас тут строго в порядке очереди, - оттесняя меня, со смехом заявил Костя, но почти сразу же уступил. – Ладно, шучу.

- Да ладно, я готова подождать. Могу пока принести парочку кокосов, если кто-нибудь поможет мне сделать из них коктейли.

Со мной отправился Влад, и уже через десять минут мы вчетвером сидели на берегу у разведенного костра, молча поглощая пищу и думая каждый о своем.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я размышляла о том, каким будет мой новый день. Как странно: когда я жила в привычном мне мире, каждый мой день был распланирован заранее. Я знала, во сколько мне нужно подняться, чтобы успеть собраться и выпить кофе перед занятиями в школе, сколько новых испанских слов выучить за день, когда я вернусь домой и во сколько мне нужно лечь, чтобы выспаться. Теперь я не знала даже того, что может произойти со мной в следующую минуту. Не то чтобы это пугало меня, просто было как-то… непривычно.

Вырвавшись из плена своих мыслей, я заметила, что парни опять беззлобно о чем-то спорят и уточнила:

- Вы умеете говорить серьезно?

Влад тут же принял серьезный вид и заявил с непроницаемым выражением лица:

- На самом деле мы самые серьезные в мире люди. Нам вручили за это грамоты и внесли в книгу рекордов Гиннесса. А ты знаешь, что серьезность – синоним скуки?

Я готова была к дискуссии по этому поводу, но в последний момент вдруг осознала, что сказать в защиту отстаиваемой позиции мне почти нечего. Ведь он прав. На самом деле прав. Нельзя постоянно быть сосредоточенной и держать рот на замке. Я делала так почти всё время, а здесь, с ними, я часто смеюсь и говорю то, что думаю. И мне это нравится гораздо больше.

- Не знала, но теперь мне точно есть над чем подумать, - кивнула я и перевела взгляд на костер.

Сумерки уже рассеивались.

Скоро мы пойдем спать, хотя я почти не чувствовала усталости и готова была просидеть здесь ещё какое-то время, слушая приятный треск огня, навевающий воспоминания и глядя на играющие языки пламени.

- Я вот тоже всегда был послушным ребенком, - произнес Костя. – До определенного момента.

У меня удивленно распахнулись глаза. Не могу представить. Честно говоря, ни одного из этих парней не могу вообразить себе в роли пай-мальчика, даже в далеком детстве.