— Купите, пожалуйста, цветы, мы их всё утро собирали. По росе и почти в темноте.
Накопив достаточно денег, они свернули униформу и спрятали в кустах шиповника. Решили пока не избавляться от прибыльного хобби, чупа-чупсы имели скверную особенность иссасываться без следа.
Только такую правду не расскажешь. Нелька покраснела, приготовилась молчать и всё отрицать, но Толик, как самый младший и совестливый, не выдержал прессинг родительских взглядов и расплакался.
— Мы больше так не будем!
Сквозь его всхлипывания прорвалась правда об их неприглядном способе заработка и о походе в магазин без разрешения. Старшие Ялицкие почти синхронно повернулись, к Юрию Михайловичу, Станислав Кириллович немного запоздал, оборачивался чуть дольше жены.
— У вашей дочки дурные наклонности. Хорошо бы с ней побеседовать.
Нелька затихла, ожидая взрыва. Он не заставил себя долго ждать. Юрий Михайлович покраснел, это обыкновение алеть по пустякам досталось Нельке от отца. Он эту привычку в себе ненавидел, а она просто смирилась.
— Это ваши сыновья на неё влияют.
— Нашим мальчикам такое и в голову бы не пришло.
— Да что вы говорите! Их двое, и они мальчишки. А Нелли слишком легко попадает под влияние, у неё мягкий характер.
Никогда ещё Юрий Михайлович не заблуждался так сильно. Все сумасбродные идеи рождались в голове его дочери, но Ялицкие охотно их подхватывали и реализовывали с превеликой охотой. Угрожать или заставлять не было нужды.
— Серёжа, Толик, быстро в машину, ждите нас там.
— Нелли, марш домой. Помоги Наде с уборкой.
Дети слезли с качелей и побрели в указанных им направлениях. У кустов роз приостановились, чтоб разойтись в разные стороны и обернулись посмотреть на препирающихся родителей. Спор только набирал обороты, послышались непонятные для детского уха мудреные и завуалированные оскорбления.
Сергей печально вздохнул.
— Нам теперь точно не разрешат играть вместе.
Нелька оторвала шип розы, лизнула языком и приклеила на кончик носа.
— Ну и что?
Сергей и Толик переглянулись.
— Как «ну и что»?
— Ну и что, что не разрешат. Я всё равно буду, — она сморщилась, демонстрируя вооруженную шипом сопелку. — В садике они нас всё равно не видят. Нелька давно жила по правилу: если что-то запрещают, это нужно делать втайне.
Толик тонко всхлипнул. Его печаль не была беспочвенной: он посещал другую группу, на год младше и увидеться с подругой в саду никак не мог. Нелька прилепила на его нос такой же «рог».
— Я всё равно с тобой буду дружить, — немного подумав, добавила: — И деньги на конфеты нам всё равно нужны. Просто придумаем другой способ их раздобыть.
С тех пор их дружба приобрела вкус запретного удовольствия, на время ушла в подполье, но никуда не исчезла, так же, как и хитроумные способы заработка денег на очередной чупа-чупс.
В средней школе проблема контроля растаяла сама по себе. Не мог Юрий Михайлович отслеживать каждый шаг неугомонной дочери, пытался в качестве провожатой навязать Надю, но приключения Нельки её не интересовали. Бродить на стройке или обносить ничейные деревья ей никогда не нравилось. У Нади была своя компания, состоящая из ребят на несколько лет старше неё, и развлечения у них были не в пример взрослее. Они тайком или обманом пробирались в ночные клубы, иногда устраивали распитие коктейлей на кладбище и ходили к речке, где горланили песни под гитару. Главной запевалой была именно голосистая Надя.
Нелька же в тринадцать лет выглядела как котёнок египетского сфинкса: нескладная, угловатая, и даже чуточку нелепая. Она считала свою внешность очень удобной. При необходимости могла перевоплотиться в мальчишку с помощью спортивного костюма и кепки. Пока ещё не задумывалась о необходимости нравиться и о важности экстерьера. Её большая любовь к Нодару напоминала обожание кумира на расстоянии и не требовала соблазнительного облика, скорее, терпения и воображения.