Сделав глубокий вдох, я почувствовала, как сердце наполняется теплыми эмоциями. Прошлое не так ужасно, каким мне казалось. С ним можно научиться жить.
А вот Алла, выстраивает на своей голове пальму и незаметно тырит мой блеск для губ. А сейчас она оттоптала мои ноги, потому что сама едва на них держится. Мы спешим на танцы, только вот выпитое накануне вино, превращает нас в неуклюжих обезьян. Помню, как подруга крутила интрижки, заставляя Дениса — своего парня — изрядно нервничать. Господи, ее советы по соблазнению парней были просто ужасными! А продукты? Она собрала мне крайне экстремальный паек. Даже солдат на войне кормили лучше. Я помню, как щекотала ее, потому что это было единственным оружием против рыжей бестии. А наши посиделки? Ох, как классно было прятаться от парней, в надежде, что они обыскались нас…
Я не заметила, как на лице появилась улыбка. Даже не помню, когда в последний раз могла улыбаться. От новых эмоций, щеки начали побаливать. Но, я хотела продолжить. Скрепя душой я старательно впускала в себя прошлое…
Ваня. Мой улыбчивый Ваня был согревающим лучиком. Такой смелый и благородный. Вот он делает мне качели, о которых я так долго мечтала. Вот он держит картонку у меня над головой, прикрывая от проливного дождя и делиться курткой, чтобы я не замерзла. Вот он ворует бабушкины пирожки и набивает ими мои карманы. И пусть это лакомство можно было просто попросить, так нам было интересней. Мы никогда не искали легких путей. Его рисунок — девочка, с сердечками вместо веснушек, самое лучшее творение, которое я только могла видеть. А этот мяч? Он стал связующим звеном в нашем случайном знакомстве. Как же нелепо я выглядела, когда грязь стекала по моему лицу… Грязь, она везде. Почему так много грязи?
В эту секунду что-то пошло не так. Кинолента радостных событий, сменилась мрачными кадрами.
Вспышка. Грязь, она повсюду.
Вот мой милый Ваня прижимает меня к оплеванной стене местного клуба и просить убраться с деревни. Вот он держит меня за волосы и тычет моим лицом в надгробие Влада. Грязь. Грязь. Грязь. Мои руки утопают в рыхлой, кладбищенской земле, а я молю о пощаде. Но он меня не слышит. Он жаждет мести. Удары. Их так много. Мне так больно, что хочется скулить. А вот, он рвет мою одежду и…
— Нет! — выкрикнула я вслух, дабы остановить ужасающие картинки.
Серый туман перед глазами растворился, а сердце стало биться ровнее.
Я прижала ладони к влажному лицу и затрясла головой.
«Не все сразу», — повторила я себе и тяжело выдохнула.
Мне нужно время, чтобы пройти через это. Мне нужно время, чтобы отмыться от этой грязи. Это как сломанный пазл, который мне нужно заново собрать в красивую картинку. Это как разорванные бусы, которые нанизав на нитку, соединяться в красивом украшении…
«Высшим отличием человека является упорство в преодолении самых жестоких препятствий».
Глава№ 3. Ваня
Два агрессивных надзирателя затолкали меня в камеру, как блохастого щенка, который нагадил им в тапки. Их лица были красными, потными, уставшими, а руки тряслись и сжимались в кулаки, подавляя желание удушить буйного Зверя. И поделом. Я устроил им настоящую встряску, пока те уводили меня из зала суда.
— Забудь про жратву, ублюдок, — кинул мне тот, что был плотнее. Он вытер мокрое лицо рукавом от униформы и поправил фуражку. От него пахло потом и пирогами, словно он решил устроить маскарад и поиграть в мента, а на самом деле торгует ватрушками на рынке.
— Лучше я забуду про еду, чем буду таким, как ты, — прорычал я, харкнув ему в ноги.
Грозный шкаф ринулся ко мне, но его остановил второй и захлопнул перед моим лицом дверь. Теперь я мог разглядеть их гневные лица, только через маленькое окошко с тремя толстыми прутьями.
— Остынь, Костян, — залепетал тот, что помельче, — проблемы будут. Оставь мальца. Пойдем.
В эту же секунду железный затвор закрылся, и окна не стало.
Нервно дыша, я протер запястья от наручников. Красные следы напоминали о том, насколько я дик. Это лишь следствие моих повадок. Показатель моей сущности. Я был на взводе, как никогда. В голове был полный бардак. Мне хотелось крушить стены, которые отделяли меня от нее. Я был готов вцепиться в глотку каждому, кто оскорбит ее.