В какой-то момент, мою грудь пронзила острая боль; я сжал кулаки.
Какого хрена, я сижу здесь? Я должен быть в другом месте.
Кинув на стойку несколько мятых купюр, я выбежал на улицу. Лицо обдало холодом, но едва ли меня это волновало. Быстрым шагом я двинулся в сторону ее дома, в надежде, что смогу поговорить. Хоть пару слов, но они нужны мне, как колыбельная перед сном. Как лекарство, от этой жгучей ненависти.
По дороге я заучивал слова, которые скажу ей, но не мог подобрать нужных. А приблизившись к подъезду, на глаза мне попался черный «Линкольн» и весь мой крепкий план, затрещал, как марлевая тряпка.
Рей, он все еще был там.
Внутренний голос убедил меня, что я должен ждать. Ждать, пока она не останется одна. Я должен был выкрасть момент. Я мог все испортить, но точно знал, что не успокоюсь, пока не попробую.
Я расхаживал по всей площадке, то и дело, снося металлические урны и распинывая голые кусты, а Рэй все не выходил.
Что он делает там?
Рома был полной моей противоположностью. Он редко обдумывал поступки. Я же любил детали. Если кто-то мешал ему, обдуманно или нет, Рэй не колеблясь, разрушал все на своем пути и только потом мог пожалеть об этом. Я же почти ни о чем не сожалел. Но, Рэй старался избегать безумные пороки, которым так рьяно предавался я.
Так какого черта он все еще там?
В какой-то момент, я подошел к его машине и вдарил по твердому колесу, дабы спровоцировать сигнализацию. И только после десяти минут тошнотворной сирены, я все понял.
Я все понял. Он не выйдет. Не выйдет. Черт, какой же я осел!
Зверь сделал кувырок, и все внутренности сжались.
Впервые я почувствовал, что не могу доверять Рэю. Мне следовало избить его до полусмерти, но придумал кое-что получше.
Он мой друг. А значит, заслужил право выбора.
Полной грудью я вдохнул морозный воздух и посмотрел на небо. Начало светлеть, что не могу сказать про свою душу. Я погрузился во мрак. Это состояние слишком привычное для меня, чтобы я противился ему.
Я запрятался в себе и похлопывая подушечками пальцев, позволил уродливому разуму взять вверх над всем остальным.
Что-то слабо коснулось моей ноги. Это был котенок. Беленький. Ласковый. Грязный. Он просил еды, а не мог ему помочь. Усевшись на корточки, я провел рукой по его пушистой шкурке. Зверек моментально откликнулся на мои прикосновения. Такой хрупкий. Беззащитный. Глазки голубые.
Мои пальцы коснулись его тонкой шеи, и сошлись на ней. Веко задергалось.
Малыш. Ты так слаб.
Я сжал руку. Не сильно. Дал возможность дышать. Белоснежный комок взвизгнул, а потом стал извиваться, вонзаясь в меня тонкими, как лезвие, коготками. Никому не нравиться быть во власти другого, и котенок тому не исключение.
И снова этот чужой страх. Он стимулирует меня. Вдохновляет.
— Эй, парень, ты что творишь? — меня отвлек седовласый дворник, и я выпустил бедолагу из удушающей хватки.
— Все нормально, дядя, — пояснил я, вкинув ладони вверх. — Теперь, все будет в порядке.
Я направился домой, насвистывая веселую мелодию и отряхивая пальцы от белой шерсти. Душевнобольная улыбка расползлась по лицу. Зверь замурлыкал, а почувствовал щекотку между ребер. Смешно. Это прибавляет сил.
Если кто-то решил, что мне пора сдаться, то я докажу ему обратное.
Эй, брат!
Сделай лишь шаг,
Руку протяни -
И ты возьмешь ладонь мою.
Нет шанса уйти,
Всю жизнь взаперти,
Иль в страхе каждого держу?
Давай, сделай шаг:
Ведь ты не дурак
Уже узнал «зачем» и «как».
Вновь один в полете,
Надеюсь, вы поймете:
Я лишь ребенок, что нуждается в заботе.
Парень, ближе,
Ты что, меня боишься,
Не узнаешь, а может, попросту злишься?
Жертвы есть, к чему сантименты?
Вся игра — часть эксперимента
«TARDIS — Восточный ветер».
Глава№ 29. Вася
«Ничто так не обескураживает врагов, как безответная ненависть…»
— Куда мы едем? — спрашиваю я, когда машина со скоростью проносится мимо злосчастного моста. — Ваня, давай вернемся. Нас ребята ждут.
— Может, хватит ныть? — кидает он, резко сменившись в лице. — Не ссы, скоро вернемся.
Первая волна мурашек пробегает по позвоночнику, но это не страх. Сердце покрывается колючками от обиды. Еще минуту назад он был мил со мной, а теперь, огрызается так, словно никаких извинений не было и мы все те же, ненавидящие друг друга люди.