Алина поняла, что Томка действительно не остановится.
Вадима Сергеевича подозвали к телефону почти сразу.
— Папа, это я.
— Алина? — В голосе Вадима Сергеевича сквозила неподдельная тревога: дочь никогда раньше не звонила ему на работу. — Что-то случилось?
— Я упала и сильно ударилась, — соврала Алина. — И сейчас кружится голова, тошнит...
— Похоже на сотрясение. — В Вадиме Сергеевиче сразу включился врач. — Тебя есть кому довести до больницы? Я сейчас насчет рентгена договорюсь.
— Да, у меня Тамара.
— Выходите прямо сейчас, иди осторожно и медленно. Хорошо? Я буду ждать вас у приемного отделения через пятнадцать минут.
— Хорошо. — Алина повесила трубку и повернулась к Тамаре. — Он будет ждать нас через пятнадцать минут.
— Куда ехать-то? — переполошилась Тамара.
— Да не ехать, идти. Больница тут, через два квартала.
Пока Алине делали рентген, Вадим Сергеевич подошел к Тамаре, которую он сразу узнал по той злополучной фотографии.
— Вы Алинина подруга?
— Да, мы вместе работаем, — кивнула Тамара.
— Я не верю в то, что она упала и ударилась. Вы знаете, что случилось на самом деле?
— Я сама толком ничего не знаю, — отвела глаза Тамара. — Вам лучше спросить у самой Алины.
Вадим Сергеевич сжал кулаки: точно этот мальчишка! А ведь сначала производил такое хорошее впечатление! Надо поговорить с Алинкой. Если она сама не может разобраться с этим щенком, он вполне в состоянии ей в этом помочь.
Алина вышла из кабинета.
— Через пять минут будет готово.
— Вы посидите здесь, — сказал Вадим Сергеевич и вошел в ту дверь, из которой только что вышла Алина.
— Он не поверил, что ты упала, — предупредила подругу Тамара. — По-моему, он догадывается, что это Андрей.
Алина села на кушетку и прислонилась виском к холодной стене. Ее снова тошнило. Теперь уже от запаха лекарств.
Вадим Сергеевич появился в коридоре ровно через пять минут.
— Сотрясения мозга у тебя нет, — сказал он дочери. — Послушай, мне нужно тебе кое-что сказать. Пойдем ко мне в кабинет. Тамара, большое спасибо вам, вы не обижайтесь, но я потом сам доведу Алину до дома.
Тамара вопросительно взглянула на Алину.
— Езжай, — кивнула Алина. — Ты и так на меня столько времени угробила.
— Я вечером позвоню, — сказала Тамара. — До свидания.
Вадим Сергеевич провел дочь в кабинет и плотно закрыл дверь.
— Он что, ударил тебя? — без всяких предисловий начал он.
— Я упала и ударилась, — возразила Алина.
— Ты совсем не умеешь врать, — мягко сказал Вадим Сергеевич. — Зачем ты выгораживаешь этого подонка? Если он посмел поднять руку на женщину, с которой он живет, то иначе как подонком его назвать нельзя! Что у тебя болит? Алинка, да не молчи ты!
Алина подняла голову и увидела в глазах отца искреннюю боль за нее и желание помочь.
— Меня рвет все утро, — призналась она. — Кружится голова, я есть не могу...
— В общем, так, — решительно произнес Вадим Сергеевич. — Сейчас я уже заканчиваю, и мы вместе идем домой. К нам домой. Одну я тебя никуда не отпущу. Возражения не принимаются. Подожди, я сейчас.
Вадим Сергеевич вернулся в кабинет через несколько минут, стремительно переоделся и протянул руку дочери:
— Пойдем.
Алина послушно поднялась.
Они шли по улице, Алина держала отца под руку, и ей вдруг неожиданно вспомнилось, как она мечтала об этом много-много лет назад: они идут по улице — золотоволосая красавица и высокий черноволосый мужчина, и все прохожие смотрят им вслед, удивляясь такой красивой паре...
Вадим Сергеевич словно почувствовал ее мысли и слегка обнял дочь:
— Все будет хорошо... Поверь мне...
И Алина расплакалась.
Ирина Михайловна пила кофе и переживала снова и снова вчерашний телефонный разговор. Как только она узнала, в какую больницу устроился Вадим, она сразу же позвонила знакомому чиновнику. Но прошел уже почти месяц, а Вадим продолжал работать. Ирина потеряла терпение и решила напомнить о себе. Но ее почему-то соединили с замом, и каково же было ее удивление, когда она услышала в ответ, что за Валевского горой стоят и заведующий хирургией, и главврач и что уволить его сейчас нет никакой возможности. Потом ей мягко намекнули, что хороших специалистов в области хирургии не так уж много и если всех их увольнять только по той причине, что они разводятся с женами, — оперировать будет некому.
Когда Ирина повесила трубку, щеки ее пылали. Если бы был жив отец, ни одна собака не осмелилась бы так с ней разговаривать, а уж тем более игнорировать ее желания! Внутри Ирины все кипело от негодования.