‒ Всегда лучше много, чем мало… ‒ хотя ноль семь литра на душу было многовато.
– Я на днях взвесилась и представь себе, Андрюша, за зиму набрала лишних полкило! Полнота, это ж конец карьере, как я с этими килограммами буду выступать? – мне было смешно, ее стройность граничила с худобой.
– Все, абгемахт![51] Теперь буду держать строжайшую диету, ‒ озабоченно говорила она мне несколько минут назад в гастрономе на первом этаже этого дома.
Сейчас же, с азартом изголодавшихся проглотов мы занимались поисками хотя бы чего-нибудь съедобного.
‒ Есть хочу сил нет! ‒ как мантру, повторяла она.
Маринины запасы были неприкосновенны, но на этот раз есть хотелось так, что мы решили нарушить табу. Мы обыскали все, но не нашли ничего, кроме вздувшейся банки бычков в томате. Мы приговорили и ее.
– Ты полагаешь, это кошерная пища?.. – с опаской спросил я, глядя, как в томатной пене всплывают белесоватые ошметки бычков.
– Господи ты боже мой! Конечно же, да! – всплеснула руками Ли. – Любые водяные создания, у которых есть чешуя и плавники – кошерные. Не веришь? Возьми Талмуд и проверь по буквам, ‒ и она отважно проглотила полную ложку ожившего месива. ‒ Ахтенные бычочки, вкуснота обалденная, я тебе уверяю. Это такая прелесть, пальчики оближешь! – она сложила пальцы в пучок и громко чмокнув, поцеловала их кончики.
‒ Такая прелесть, что просто гадость… ‒ продолжил вслух свои сомнения я.
Ли в ответ театрально пожала плечами, не находя слов.
– Это такая вкуснятина, натуральный деликатес, попробуй, узнаешь. Увидишь, эти бычки изменят твою жизнь… ‒ искушала она меня.
‒ За такой деликатес можно и жизнь отдать, ‒ пребывал в нерешительности я, и так и эдак, прикидывая, каким образом бомбажные консервы могут изменить мою жизнь,
– Хватит агитаций, с тобой можно последнее терпение потерять! – сделав добрый глоток вина, с преувеличенной строгостью положила конец моим сомнениям Ли. – Открой уши, дабы слова истины проникли в них: не теряй зря время и угощайся, пока есть чем.
‒ Ты лопаешь, как перед погибелью, ‒ восхитился ее аппетитом я, с усилием проглатывая шевелящийся во рту продукт.
‒ Как в последний раз! ‒ с набитым ртом, поддержала мою шутку она.
Мы выпили одну бутылку вина и съели все, что сумели найти. Изысканные яства ухнули, как в прорву. Тем не менее, голод отступил, вернее мы о нем забыли. Мы не бросились сразу друг друга любить, мы просто были очень рады встрече, нам и без того было хорошо и легко на душе. Мы мало говорили и только смотрели друг на друга. Это был разговор без слов. Тот самый случай, когда слова молчат. До чего же беден язык радости! Мы истосковались друг по другу, мы не могли наглядеться друг на друга.
– Я почти забыл, как в моей руке оживает твоя грудь. А губы... Я не знал, что у губ есть своя память, твои губы вернули мне память. Никакие обстоятельства не заставят меня больше не видеть тебя каждый день. Ты такая красивая, ты никогда не будешь красивее, чем сейчас. Не надо ни слов, ни вина, я хочу просто смотреть на тебя, хочу любоваться тобой, ‒ целовал ее пальцы и ладони я.
– Андрюша, ты когда-нибудь видел такую ночь, о которой плачут звезды? Вот эта ночь.
Это была необыкновенная ночь. Такие ночи остаются в памяти на всю жизнь, – Ночь в белом атласе. На темном небе сверкали звезды. Завернувшись в простыни, мы много раз (после девятого или десятого вала любви), выходили на широкий балкон огромного дома, одного из окаменелых памятников сталинской эпохи и, глотая отравленный смогом бриз, подолгу смотрели на уходящий в ночь Проспект. Словно «Титаник», он был весь в тревожных желтых огнях. Было необыкновенно красиво, но порой, глядя на эти желтые фонари, мне становилось муторно, они травили мне душу.
Мы пили грошовое вино (дешевле только газированная вода), ‒ самое лучшее вино, которое когда-либо производили виноградники Украины. Этот Город был наш, мы наконец дождались нашей весны. Мы встречали ее, облаченные в белые одежды, и не было для нас другого времени, кроме настоящего. Такие минуты редко выпадают в бедной человеческой жизни, они, ‒ вознаграждение за тускнятину будней, из которых состоит наша жизнь, они дают нам силы верить в завтрашний день.
– Знаешь, – глядя мне в глаза, серьезно сказала Ли, – Я как-то психофизически воспринимаю вино. Каждое вино, для меня похожее на живого человека, имеет не только свой запах и вкус, но и характер, даже лицо, и каждому вину есть соответствующее опьянение.