Это было до потери рук, а сейчас он слышал другое сердце, что бьётся не так, как он привык. В нём присутствует эхо и создаёт иллюзию, что у сердца два удара, а не один.
Его глаза глядели на сияние полотна и не могли так нагло лгать, а, значит, это всё правда. Душа дома осталась на полотне. Художник пытался уговорить себя: «Нет. Это невозможно! Это был не я!». Но нет, уговоры смешны, это был он, как бы не противился и не притворялся! Картина была жива, она дышала и вздыхала, она шевелилась и плавала по полотну, не желая порхать на одном месте. Он всё ещё слышал её сердце, и это волновало. Два сердца не потянуть. «Значит, она не вечна…», – решил он и щедро отмерил ей свой собственный отрезок. Отмерил на глаз, но от души.
«Не веди себя так, словно это какой-то пустяк, будто это не может быть чудом.» – кричал он себе. Он чувствовал, что весь мир услышит его, и никуда от него не денется, он чувствовал весь этот мир! Мучило другое – надо ли миру видеть его и, тем более, чувствовать?!
Уютные черты в нарисованной душе, а собственная душа уже горела желанием их разнообразить – точнее, создать что-то новое.
Первой пришла в голову луна. «Вдохновляла она меня когда-то. Могло бы и солнце прийти первым, и путь, наверное, будет другим, если я выберу солнце. Но солнце виновно, да и ночь на дворе, потому пусть луна побеждает!».
«Зря я обижаюсь на солнце. Боготворит оно меня. Пусть прикарманило руки, но это ничто в сравнении с тем, что оно мне подарило. Если, конечно, это не подарок силуэта. Но помощи у солнца просить уже не буду!», – об этом он подумает, когда выйдет из дома, а сейчас он переодевался.
Не удалось увековечить душу дома, но в самом доме появилось давно не ощутимое присутствие. Оно ярко выражено, выстраивалось впечатление, что, и сам Арлстау был здесь лишним. Давно один в этом доме, потому для него это чувство из разряда «слишком».
Время не указ, переворот не поворот и не меняет направление, но он чувствовал, что всё в его жизни теперь изменится.
Солнце подошло к закату, и художник, наконец, решился выйти на улицы родного города, в котором ни один родной человек, кроме сестры, уже не живёт. Разъехались. И нет здесь никого, кого он знает. Мечтал всё в этом городе сделать краше, но «сегодня не время, ну а завтра сошлю на потом!»!
Редко ему приходилось выбираться из дома. Память и не подскажет, когда это было в последний раз.
Он шёл и наслаждался городом.
Город не смотрит в глаза, город прячется. Деревья растут ровно, люди качаются. Смотрим прямо, не видим сторон. Вот и весь город. Такова его душа в вердикте от художника.
Если брать визуально, то больше приходит слов на ум, но раз речь пошла о душе, то лучше смотреть на то, что внутри, а не снаружи.
Дышалось намного легче, чем когда-то, но это ещё не значит, что было очень хорошо.
Густые кустарники вываливались на тротуары, как бродяги, и суют свои ветки в лицо. Прохожие стараются не задеть. Женщины ему улыбаются, мужчины с интересом разглядывают.
Художник глядел чуть выше, выше видно было мало, но малость тоже значима. Взгляд начинался в обрыве, а затем взлетал к облакам! За облаками космос, а за космосом что? «Мечтатель, не балуй мир благодатью, очень тебя прошу!», – говорил сам себе, подходя к старому парку с пустыми качелями. Здесь зелено и дышится свежо, и свежесть здесь во всём, что обитает. Красиво тут…
У парка тоже своя душа. Это ведь место, а место всегда значимо!
Здесь, к сожалению, душа пустая, как качели, да и художник сожалел об этом. Ему нужны люди, чтобы душа перестала быть пустой.
Он и раньше видел душу во всём, что встречал на пути, но для этого нужны были усилия, и всё было смазано, а сейчас всё доступно для глаз. Усилия взял на себя силуэт, а художник шёл вперёд походкой лёгкой, видел всё насквозь и чуял каждый шорох мира. Ни капли это не мучило. Наоборот, он, словно снова стал уверенным в себе – настолько, что по силам было нарисовать душу этой уверенности. Стал заполненным, зачарованным, счастливым!
Хотя, что такое счастье для него? Чаще он, даже не догадывался, когда был счастлив. Узнавал позже. Человек смиряется с тем, что он, просто, живёт, а потом понимает, что не просто, и всю жизнь предстоит выбирать – просто так или не просто так.
Кто-то не счастлив лишь, потому что ни разу не подумал о том, что для него есть счастье. Мы хотим чего-то, но не знаем чего – в этом не вся беда и не пол беды, в этом лишь одна причина…
Наступила ночь, но, на удивление художника, на пушистых деревьях лежала роса. В городах деревья не росли высоко, они с рост человека, потому художник мог достать рукой до любой макушки.