–Куда ты смотришь? Кого ты видишь? – спросила она, проследив за взглядом, но не обнаружила ничего, кроме пыли и воздуха.
–Теперь верю. В мече и правда чья-то сила! – ответил силуэт по имени Данучи, не теряя взгляда.
–Надеюсь, не твоя, – шутя ответила она, но силуэт над шуткой не посмеялся, а задумался: «Возможно, и моя…».
Она протянула ему руку, чтобы поднялся, и он, наконец, отвернулся от Арлстау, встал на ноги и впился в её губы так, словно они принадлежали лишь ему и никому не будут отданы. Со стороны выглядело непривычно: чёрная тень целует девушку, но её, и правда, не смущало то, как он выглядит. «Или он выглядит так лишь для меня?». – спросил себя Арлстау и ответил, но ответ был не верным, нет смысла его озвучивать.
Он обнял её одной рукой, и они, не спеша, направились в сторону дома, а Арлстау послушно поплыл за ними, потянуло каким-то магнитом.
–Я нашла его ещё неделю назад…
–Почему же сразу не сказала об этом великом мече? – спросил её силуэт.
За тенью, что накрыла Данучи, его эмоции невозможно разглядеть, но в словах была скромность.
Эмоции его любимой женщины были чётко выражены, и сейчас излучали беспокойство, а не беззаботность, как это было минуту назад.
–Не сказала, потому что, – начала она после тревожной, непродолжительной паузы, – потому что боялась…
–Боялась чего?
–Меча.
–Почему?
Арлстау прислушался, плывя за их спинами, буквально, превратился в ухо. Ему тоже интересно, чего она может бояться.
–Его нашёл мой отец. Не очень-то любил меня, поэтому, наверное, спрятал его на дне сундука. Пришлось сломать единственный сундук, чтобы извлечь его. Впервые увидела его вчера, а сегодня уже не могла терпеть, не имела права не показать тебе!
Повисла тишина. Казалось, что силуэт ни слова не понял, но всё не так.
–Как он нашёл его?
–Он оставил меня ради соблазнов и обогнул наш мир десятки раз, и так нелепо закончил свои путешествия. Наткнулся на глубокий овраг. Захотел постоять на краю, затем пожелал танцевать на краю и кружиться, и в ладоши хлопать, как дурак. Докружился и упал в него! Сломал себе ноги. Он умирал от боли, руками рыл себе могилу и наткнулся на этот меч. Его остриё выглядывало наружу и умоляло выпустить на волю. Меч ждал своего часа, и он к нему пришёл. Чуть не отрезал себе руки, но вытащил меч, и ноги попытались встать и встали. И овраг ему уже не преграда. Не упади он в тот овраг, меч бы никогда не был найденным…
–Похоже на сказку. Думаю, его история преувеличенна, и сочинил её он сам, – ответил Данучи, махнув рукой, а затем спросил с заботой. – А боишься то чего, родная?
–В день, когда нашёл он меч, и началась война! В этот день и мы с тобою встретились… в одном, теперь уже, забытом городке… В его окрестностях и началась война. Ты спас меня и с тех пор ни на минуту не оставил. Раньше никто ни с кем не воевал, никто не знал, что такое война. Ты не можешь этого помнить, но, поверь, войны никогда не было. Даже о слове таком никто и не знал…
Арлстау стало любопытно. Хотел слушать и слушать, но увы…
«Как это возможно? Что за мир у них такой, раз, даже нет войны?! Почему силуэт не помнит пол жизни? Или, сколько он не помнит?!». Ждал ответа Данучи, но ответ ничего не сказал…
–Нельзя винить в этом кусок металла и одного человека. Думаю, мы все виноваты, ведь любим смотреть на жестокое, обожаем глазеть на таких, глядя на которых скажешь: «Я лучше, чем он!». Не любим любоваться достижениями. Мы не те, за кого себя выдаём…
Последняя фраза ранила Арлстау в сердце, заставила подумать о себе…
А жене ответ не понравился, словно правда была про неё, и их диалог был закончен… Для Арлстау.
Он, всего лишь, моргнул и очутился посреди комнаты. Не стал думать, как в ней оказался. Сейчас не до разборок. Время для него пробежало мгновенно, а, значит, повезло, что он здесь не на долго, не будет ждать Данучи до утра.
Комната была кухней. Справа от неё детская. Заглянул – трое детей, мальчик лет девяти, чем-то похожий на Арлстау и две девочки лет семи и пяти, решившие пойти в маму. Спят без одеял, но на простынях.
«Судя по всему, это дети силуэта. Значит, он обычный человек. Нет ведь среди них… таких, как он! Но как спросить об этом и стоит ли?».
Мир его беден, здесь люди, явно, «не летали». О чём можно говорить с этим человеком и человек ли это?!
Силуэт сидел на табуретке в двух шагах от него, держал в руках меч, которым был сегодня побеждён и мечтал о чём-то, и, точно, не о парящем, не о том, как станет лучше.
Арлстау же смотрел не на него. В окне интересней, чем видеть, как силуэт застыл на месте, не шевелился – он, то брал в руки меч, то его отпускал, то глядел на него, то отворачивался.