Она тоже была цветной, равно как и некромаг, а все остальные казались неимоверно серыми.
Она вскочила на ноги, не собираясь дослушивать пение мёртвых, которые кружились вокруг сплошной волной.
Кто-то шептал ей что-то на ухо, а синий клубок волшебства продолжал крутиться в руках некромага.
Мёртвые вокруг неё, духи, отвратительные и неповороткие, стекались к его рукам и замирали там.
Так они умирали, в агонии, в отвратительных и громких криках, не оставляя себе самим ни единого шанса на то, чтобы отойти и, возможно, попытаться выздороветь.
Наконец-то весь мир затих в агонии, а люди, все, кроме Бейбарсова, посмотрели на неё.
Глеб успел заметить всё, что было ему нужно, ещё намного раньше. Щит полыхнул вокруг него – магический и неимоверно сильный.
Теперь вряд ли он вообще пропустил бы хоть одну капельку волшебства, о которой только можно было говорить.
Наконец-то всё вокруг залило потрясающим, неимоверно ярким светом, который просто невозможно было описать.
Никто не стал даже примерно задумываться относительно всего происходящего – просто мир пылал слишком ярко, слишком сильно, чтобы это можно было назвать хотя бы подобием реальности.
Он шумно выдохнул воздух, и клубок наконец-то расплёлся. Часть энергии рванулась к стенам, укрепляя их, часть переместилась на предметы, но ни одна капелька не тронула людей, которых он так нагло использовал.
И только тогда поток вырвался на свободу”.
Первым смело стол – Таня это умудрилась заметить совершенно случайно, совсем не контролируя то, что творила. Волшебство лилось с её рук, не стремясь останавливаться, а Бейбарсов спокойно сидел на своём месте – его словно ничто не могло задеть, и даже картина, которая должна была свалиться Глебу на голову, удержалась.
Она правила ими целую неделю, ожидая поддержки от Бейбарсова, но её не поступало ни на одно мгновение.
Гроттер чувствовала, как эта мысль сплошным потоком разливается у неё в голове, и наконец-то позволила всему своему естеству открыться навстречу неимоверно сильным потокам магии и позволить поглотить себя.
Она просто шумно дышала.
Это было невероятно – Гроттер уже и не реагировала на то, что, возможно, должно было её остановить, или же наоборот позволить ей оказаться рядом с источником волшебства.
Люди умерли.
Гроттер чувствовала, как магия снесла их, превращая в пепел, но она не могла контролировать это.
В голове осталась только одна мысль.
Она была такой же Чумой, как и та, что правила до этого – пора уже одалживать тот псевдоним и радоваться жизни.
А что?
Разве она не настолько же жестока, не испортила такое огромное количество жизней за неделю?
Сколько смертей?
Поток волшебства пробежался по комнате, словно собираясь атаковать Бейбарсова, но он даже не шевелился, тогда как остальные просто умерли – они были изуродованы, а Таня не могла понять, почему.
Пламя загорелось само по себе, на всех стенах – и она вдруг вспомнила о том, что отправила одного из министров куда-то в больничное крыло и что он, к счастью для самого себя, её послушал.
Эта мысль заставила её успокоиться и выбросить из головы всё своё сумасшествие, утихнуть и понять, что она натворила.
Таня уже не устраивала истерики – конечно, этих людей она жалела куда меньше, чем Бейбарсова тогда, когда практически убила его. Это было даже достаточно логично, и не следовало переживать по подобному поводу – всё то, что случилось, того совсем не стоило.
Она так устала от собственного вечно глупого и неправильного поведения, что можно было банально выбросить из головы всё, о чём она вообще только когда-либо думала. И так было бы правильно.
Таня уже даже не пыталась вспомнить о реальности. Та осталась чем-то неимоверно далёким и глупым.
Она просто позволяла миру пылать.
…Когда пламя затихло, когда тела вынесли, не сказав ей ни единого слова, когда кто-то опять уклонился ей в ноги, всё начало казаться банальным фарсом.
Сценкой, которую специально для неё так удобно разыграли, подобрав мёртвых актёров и одного живого.
- Ты знал, - выдохнула она, глядя на Бейбарсова.
- О том, что такое будет? – переспросил Глеб. – Знал.
Гроттер не понимала, как это случилось. Она вообще ничего не понимала, потому что жизнь всегда казалась девушке слишком нелогичной.
Она просто сползла на пол, пытаясь не смотреть на то, как кто-то что-то там подметал – хотелось убить и его.
Человек ушёл.
Человек ушёл, и все двери замкнулись раз и навсегда. Приступ её ненависти становился всё сильнее и сильнее, а Тане захотелось спросить, как долго всё это с нею будет продолжаться и происходить.
- Сколько?
- Сколько дней? Сколько лет? А насколько хватит.
Гроттер содрогнулась. Ей показалось, что её безумие может остановить только смерть, вот только смерти пока что рядом не наблюдалось.
- Ты позволил мне убить их, - выдохнула девушка. – Ты позволил мне убить их! Предатель!
Вернулось.
Она просто стояла на коленях и кричала, чувствуя, как боль пытается вырваться на свободу. Странные мысли, которые прежде кружились у неё в голове, теперь все перепутались и вызывали только неимоверную боль в сердце, которую просто невозможно было победить прямо сейчас.
Таня чувствовала, что это безумие. Она осознавала, что так и должно быть – даже последовательница Чумы обязана умереть.
И никто, никто в этом чёртовом, отвратительном мире не мог даже попытаться её успокоить, потому что это бессмысленно.
Гроттер просто потеряла всякое желание мечтать и думать о том, что происходит – она так сильно хотела оказаться в реальности…
Так сильно хотела, но её что-то не пускало.
- Это всё переходит в поток бессмысленных слов, - выдохнула она, пытаясь собраться с собственными мыслями, но ничего не получалось.
Гроттер почувствовала, как сознание постепенно, слишком неуверенно ускользало от неё, не оставив ни единого шанса успеть ухватиться за него хотя бы рукой, просто удержать, чтобы потом, чуть позже, было хоть немного легче.
Она просто молча плакала.
Бейбарсов поднялся на ноги и, взмахом руки сняв заклинание с двери, вышел из помещения.
Ему явно было наплевать и на то, что ей до такой степени плохо, и на то, что должен поддерживать собственную супругу.
Казалось, Глеб вообще утонул в собственном равнодушии раз и навсегда.
“Скоро всё должно решиться”.
Короткая фраза пророчества промелькнула в её голове, но Таня не стала задумываться над нею.
У неё давно уже не было видений, и Таня отказалась от них раз и навсегда, не стремясь даже поймать хотя бы одно, чтобы знать, к чему готовиться и как следует жить в этом проклятом мире.
Всё вокруг превратилось в сплошные тучи, которые были готовы пролиться грозой прямо на неё, и Гроттер старалась на это никак не реагировать.
========== Боль пятьдесят восьмая. В честь Чумы ==========
Её назвали в честь Чумы – не просто так, а потому, что было нужно поступить подобным образом. Её просто назвали в честь Чумы.
Таня осознала это только сейчас, когда, после того, что сотворила, после боли из тысячи смертей, поняла, что это её грех, а искупать его пока что некому, да и вряд ли хотя бы один сумасшедший на подобное сможет согласиться. Ей давно пора было бы смириться, а она не может.
Гроттер запрокинула голову, глядя на небо. Она стояла на балконе и радовалась тому, что никто из этих проклятых людишек пока что не посмел прийти к ней с прошением – вероятно, народ наконец-то понял, что это было бы достаточно глупо – просить у правительницы что-то.
Они ненавидели министров, а она была той, кто отменил “Тибидохс”. Вот потому ей и простят.
Нет, она, конечно, не до конца отменила, но то, что она натворила, уже можно считать радостью для народа.
…На улице было холодно. Январь холодными потоками воздуха и снега без конца бил по лицу, по обнажённым рукам, наплевав на то, что он тоже должен быть подвластен каким-то высшим силам.