Вот только способна ли она выжить в этом мире, никто не знал, и Ванька – тоже, он и сам уже слишком часто ловил себя на этой мысли.
Слишком часто.
- Я считаю, что нам надо избавиться от неё первыми, - вдруг выдохнул Гурий, внимательно глядя на Валялкина.
Иван только что понял, что совсем скоро, если он откажет, Пуппер предложит подобное Тане и…
Не хотелось проверять, согласится она или нет, потому что если согласится, то всё будет очень, очень плохо.
Он рванулся первым.
Гурий даже не ожидал подобного нападения – без оглашения войны. Валялкин попытался вытащить нож на ходу, а сам буквально прижал Пуппера к земле, пытаясь его задушить, убить его.
Таня отреагировала моментально.
Ванька рассчитывал на определённого рода поддержку с её стороны, но девушка пыталась лишь оттянуть его в сторону и тихо шмыгала носом, едва слышно – вот только Валялкин всё равно разобрал странный, выбивающийся из общего хора звук.
Впрочем, было поздно.
Пуппер в последний раз захрипел, и когда Валялкин поднялся на ноги, Таня увидела, что из груди Гурия торчал тот самый небольшой нож, который, впрочем, умудрился достать до его сердца.
- И с какой силой это надо было сделать? – воскликнула возмущённо Гроттер. – Как ты мог убить несчастного человека, как?!
“Холодно.
На дне реки было так холодно, так дурно!
Пуппер и Ванька стояли на берегу и усмехались, наблюдая за тем, как она шла на дно.
Река была поразительно глубокой – не той речушкой, возле которой они находились, и это казалось относительно положительной стороной. Тем не менее, теперь стало глубже, а острые камни на дне резали ноги до крови, и Таня чувствовала, что вода, которую она глотала, уже была красной от крови.
Валялкин и Гурий то и дело переглядывались и вновь начинали хохотать. Им было явно очень весело, словно случилось что-то такое, что могло бы позволить им оказаться счастливыми.
Хохот становился издевательским, это вызывало ненависть и желание спрятаться куда-то.
Но она не могла.
Она тонула, она больше не дышала, и её смерть оказалась для них чем-то ещё более радостным, чем прежде.
Горел закат.
- Вытащи её, может, пригодится, - промолвил кто-то, когда смех затих. Гроттер чувствовала, что уже почти мертва, но её вытаскивали на поверхность.
- Хорошенькая.
Гроттер даже не могла открыть глаза. Тане казалось, что она давно уже мертва, хотя всё остальное свидетельствовало об обратном.
Она даже не поняла, что случилось. Послышалась какая-то непонятная канонада, словно всё вокруг взорвалось и взлетело в воздух, а после ей показалось, что мир загорелся и превратился в пепел.
Всё закончилось.
Мир больше не дышал, не существовал, ничего не было – только сплошная пустота, из которой нельзя было вырваться на свободу и успокоиться.
Всё вокруг превратилось в сплошной огонь.
Некромаг стоял среди всего этого, с усмешкой глядя на мёртвых Ивана и Пуппера, а после перевёл взгляд на неё, словно стремясь поиздеваться одним собственным взглядом.
Она чувствовала, что сердце у него всё ещё бьётся. Оно было живым, хотя, возможно, всё остальное человеческое этот юноша давно уже потерял – и трудно было убедить себя в том, что это совершенно не так.
Она хватала воздух ртом, не обращая внимания на его магические манипуляции, и никак не могла откашляться.
Грубый поцелуй заставил содрогнуться и попытаться вырваться, но, естественно, ничего у неё не получилось, и всё вокруг буквально поплыло, превращаясь в сплошную стену ненависти и боли.
Мир оборвался.
Мира больше не было”.
Таня смотрела на мёртвого Гурия, словно сумасшедшая, и едва заметно улыбалась. Это могло стать реальностью, вот только теперь уже точно нет.
Она сама не понимала, что делает, но выхватила вдруг нож, вытащила его из груди Пуппера, и принялась наносить удары Гурию этим оружием, которое, впрочем, казалось совершенно бессильным в хрупких женских руках.
- Таня! Таня, прекрати!
Гроттер не слышала.
Она наносила раны одну за другой, словно пытаясь проверить, жив он или нет, и ненависть в каждом движении становилась просто полубезумной, до того страшной, что можно было сойти с ума.
Она не зря не доверяла Ивану до конца – потому что, оказывается, он должен был её предать. Развилок судьбы…
Развилок судьбы, у которого было право на реальность.
***
Бейбарсов даже не шевелился. Он знал, что невидим, что плащ-хамелеон прекрасно скрывал его от окружающих, и пользовался этим, равнодушно наблюдая за ненавистью Тани, которая буквально потеряла над собой контроль.
Она рвалась убить наконец-то Гурия, и пусть тот давно уже был мёртв, это ни на мгновение не остановило девушку.
Она что-то видела.
Бейбарсов чувствовал это, но, тем не менее, пока что не пытался рыться в её воспоминаниях, чтобы не нарушить и без того очень хрупкое равновесие, то, что девушка называла своей последней свободой.
Она была испугана и без конца рыдала, а Бейбарсову почему-то захотелось даже немного успокоить её.
Это было невозможно.
Парень отвернулся и зашагал куда-то в противоположную сторону, взмахом руки вызывая что-то схожее с видением и просматривая все факты вновь и вновь. События происходили вокруг него, когда он проходил по этому лесу, по полю, наблюдая за тем, как Провидица вдруг воспользовалась волшебством.
Для неё это было уже незначительным – всё имело собственные результаты, и Бейбарсов прекрасно знал, что девушка уже сломлена.
Осталось немного.
Чуму более чем устроит подобный результат – она ждала чего-то подобного и надеялась на подобное развитие событий.
Бейбарсов, впрочем, никого не жалел, и Чуму в том числе. Ему было абсолютно наплевать на то, что, возможно, это нечестно по отношению к кому-нибудь, но рыжеволосая вызывала желание защитить её.
А он умел только убивать.
Бейбарсов отошёл уже достаточно далеко и поудобнее устроился на траве, глядя на небо, на котором уже начинало заходить солнце. Оное, прежде невыносимо яркое и сильное, теперь было уже наполовину погасшим.
Пряталось.
Пряталось за горизонтом, хотя должно было оказаться самым сильным, самым смелым, непобедимым практически существом, которое невозможно уничтожить. Это ведь небесное светило, которому все так поклоняются, перед которым падают на колени, на которое молятся!
Почему оно настолько трусливое?
Бейбарсов не задавал себе философские вопросы, они его мало волновали, но сегодня, возможно, в подобном была определённая суть, и он словно пытался наконец-то уловить её и понять что-то.
Наконец-то пришло время возвращаться.
Холодало. Ненависть погасла, равно как и чернота в глазах, и ни одного желания сделать ещё что-то больше не возникало, но Бейбарсов и не стремился пока что убивать.
Один труп уже сегодня был.
Пуппера, наверное, должны были как-то спрятать, чтобы его тело не привлекало падальщиков.
Глеб вдруг вспомнил о Горгоновой, которая столько всего натворила, а после этого попыталась вытянуть энергию даже с мёртвого Сарданапала, который, впрочем, мог бы помочь исключительно истинному некромагу.
Это даже не страшно.
Горгонова проиграла.
Все проиграли – Медузия напилась того волшебства, которое могло обернуться исключительно против него.
Теперь она слабая.
Теперь все слабые.
У всех одинаковые шансы на проигрыш, и ни одной возможности победить без посторонней поддержки.
В прошлый раз всё было до такой степени честно, что Бейбарсову было даже противно – а сейчас наоборот, но чувство отвращения никуда так и не пропало, словно он просто не мог получать удовлетворение от убийств.
Тем не менее, парень усмехнулся и вновь принялся следить за действиями Тани и Ивана. Совсем скоро.
Совсем скоро придёт его час, когда надо будет показаться и стать более-менее реальностью.