Впрочем, искра появилась поразительно быстро, и не надо было никакого кремня или кресала, чтобы сейчас заставить сухие ветки гореть.
Порой ему казалось, что когда Таня более-менее внимательно смотрит на пламя, то начинает разгораться ещё сильнее.
Но она была Провидицей, а Провидицы, чтобы иметь свой дар, без собственной воли отказываются от любых других сил.
И от магии, которая, возможно, была бы нужна им для защиты, и от всего прочего, что оказалось бы нелишним.
Таня была слаба и физически, она не могла сопротивляться ничему, вот только нельзя было сказать, что она так уж и не способна ни к чему из странного огромного списка страшных свершений.
Она была странной.
И эта странность в последнее время вызывала у Валялкина всё больше и больше определённого рода опасений.
- Не хочу, - равнодушно отозвалась Гроттер.
Она смотрела куда-то в сторону пламени, но словно не видела его, представляя себе что-то совершенно другое, куда более страшное, чем должно было оказаться на самом деле. И казалось, что этому рассматриванию огня никогда не будет ни конца, ни края.
“Она хваталась за какой-то последний камешек, за уступ, на котором всего мгновение назад стояла.
Ей никогда не казалось, что здесь до такой степени высоко, но теперь Гроттер показалось, что берег вырос.
Она не понимала, почему это случалось – но, тем не менее, наверное, виной было какое-то землетрясение.
Она так хотела прежде умереть, но теперь появилось желание выжить, а у неё отбирали даже этот, последний шанс на несколько дней жизни. И кто отбирал, кто?! Как бы она хотела, чтобы это оказался совершенно другой человек.
Но выбора не оставалось.
Можно было только отпустить этот уступ и упасть в пропасть, вот и всё”.
- Таня! Таня, ты меня слышишь? – Гроттер почувствовала, что её куда-то оттаскивают, в сторону от чего-то опасного, а когда открыла глаза, то осознала, что ручеёк идёт куда-то вниз.
Она не понимала, как это могло случиться – но всю землю трясло, её и саму словно выворачивало наружу. И теперь ручей прерывался каким-то водопадом – казалось, совсем рядом, стоило пройти только метров десять от этого теперь уже утёса – и там берег возвышался над речушкой метра на два, ну, может, на три.
Но следовало пройти вдоль по течению, как можно было увидеть бушующий водопад.
Гроттер видела лишь какие-то водяные брызги, когда рискнула подойти и присмотреться, но спустя несколько мгновений осознала, что на самом деле там сотни метров.
Если кто-то упадёт туда, то будет уже даже не то, что с Лизой, которая просто больно ударилась головой о камни и от этого удара умудрилась умереть. Нет, всё будет куда более отвратительно и плохо.
- Человек, который упадёт отсюда, умрёт сразу же, не следует даже смотреть, - выдохнул Валялкин.
Он смотрел на Гроттер слишком странно, но рыжеволосая предпочла не оглядываться, не оборачиваться, да и вообще не обращать на него совершенно никакого внимания.
В этом не было совершенно ничего удивительного. Она чувствовала себя пусть слабой, но… Возможно, недостаточно.
Это всё было глупостью, которую невозможно было остановить, и рыжеволосая предпочла отойти немного дальше.
- Да, не позавидую я тому, кто отсюда будет падать, - выдохнула она, внимательно посмотрев на Ваньку.
Тот ничего не ответил.
Впрочем, Тане почему-то показалось, что он без конца лжёт ей, даже в этом вроде бы искреннем взгляде – всё равно лжёт и будет продолжать лгать до конца своих, ну, или, может быть, даже и её дней.
И это было кошмарно.
========== Боль двадцать вторая. Месть ==========
Медузия не знала, что заставляло её идти. Та попытка получить несколько капелек магии от Сарданапала буквально разрушала её и заставляла едва-едва дышать, вот только женщина всё равно потеряла любое осознание и ощущение реальности, и теперь просто равнодушно шагала вперёд, не обращая внимания на всё, что могло её окружать.
Горгоновой показалось, что кто-то незаметно прикоснулся к её руке и словно попытался остановить. Она содрогнулась, но никак не отреагировала больше на этот жест, словно его и не было.
Рана, которую ей когда-то нанёс Бейбарсов, теперь тянула и сильно болела. Горгонова чувствовала себя слабой и несчастной, к тому же, она ощущала некий странный ужас относительно того, что натворила.
Она каждое мгновение по сотни раз прокручивала у себя перед глазами то, что успела натворить, и это доводило Медузию до полубезумия.
Она вновь и вновь заглядывала в мёртвые глаза Сарданапала и шептала ему что-то совсем-совсем тихо.
- Прости, - выдохнула она уже сейчас. – Прости, я просто должна выжить, чтобы закончить наше дело!
Они столько лет вместе проторчали в той клетке, что было очень страшно поступать подобным образом.
Тем не менее, магия, которую высвободил Бейбарсов, то, что осталось ещё в крови Сарданапала, не принесло ей совершенно никакой пользы. Медузия чувствовала себя слабой, нет, скорее даже бессильной, и понимала, что вскоре умрёт. Это волшебство обязательно превратит её в сумасшедшую, ну, или же просто испепелит, но у неё пока что ещё было какое-то время.
Она должна была выдержать.
Выдержать ради того, ради чего убила его однажды, ради чего попыталась выпить его силы, но не смогла этого сделать.
Лучше б она уничтожала кустики, на которые наталкивалась, и ещё какую-то ерунду, которую можно было схватить за ветку и выпить до дна, опустошить, оставив чёрным пятном посреди леса.
Но силы человека…
Ведь силы человека до такой степени приятнее, что она просто не могла заставить себя сдержаться, как бы это страшно ни звучало. А теперь спасаться и что-либо менять было слишком поздно, потому что она уже натворила всё, что только могла натворить, и только сейчас наконец-то начала жалеть об этом.
…Когда Горгонова подняла глаза, она даже не поняла, кто стоит перед нею. Холодный, равнодушный взгляд вызвал у неё определённый оттенок ужаса, и только после Медузия осознала, что это всего лишь какая-то девушка, которая, впрочем, слишком заляпана кровью.
Спустя несколько мгновений она наконец-то узнала в этом подобии призрака ту прежде весёлую и счастливую Гробыню Склепову с вечно разноцветными волосами. Она едва-едва смогла вспомнить её на том странном представлении тогда, в самом начале игр, и удивительной казалась перемена.
Она сжимала в своих руках окровавленный нож, и кривилась, полупрезрительно, с оттенком издёвки.
- Не ты его убила, - выдохнула наконец-то Гробыня, опуская нож и предпочитая больше не смотреть на Медузию.
- Убила кого?
На ней висело достаточно много смертей, и Горгонова, ослабленная и не способная уже убить кого-то, ждала, что сейчас её попросту пронзят ножом, дожидаясь её скорой смерти, но эта девушка, вместо того, чтобы поступить подобным образом, рванулась к Медузии и порывисто обняла её.
- Гуня!
Горгонова никак не могла вспомнить, как именно выглядел парень, о котором говорила Гробыня, но та оказалась настолько отчаянной и испуганной, что, возможно, могла бы пригодиться.
По крайней мере, хотя бы в некоторых аспектах.
- Кто его убил?
Медузии было странно обнимать кого-то, к тому же, девушку, которую она совершенно не знала, но та показалась почему-то сейчас достаточно родной.
К тому же, они обе были буквально залиты чужой кровью. Правда, Горгонова – кровью того, кого убила своими руками, а после пыталась вытащить из него волшебство, а относительно Гробыни она не могла утверждать ничего подобного, но теперь уже не было совершенно никакой разницы, кто и кого, а самое главное, как и когда убил.
Теперь приходилось только думать о мести, которая была слаще любого мёда на израненную душу.
Медузия мстить могла Чуме.
А эта девчонка?