Гробыня не ответила, не сказала, кто убил её парня, но, тем не менее, смотрела на Медузию неимоверно решительно, словно собираясь подтвердить что-то или, напротив, опровергнуть.
Её самые обыкновенные русые волосы мокрыми от крови прядями свисали и, казалось, были готовы ещё больше просочиться кровью.
- Ужасно, - выдохнула наконец-то Горгонова, словно сумела что-то расслышать, хотя на самом деле не могла уже пользоваться волшебством. – Может быть, ты хочешь отомстить этому человеку?
- Хочу.
Склепова говорила поразительно мало, но в её голосе чувствовалась определённого вида уверенность.
Даже чрезмерная, если так рассудить, но это ни капельки не смутило Горгонову, которая ожидала чего-то подобного.
Ну, что же, тебя можно использовать, девочка – даже для общего блага, пусть и пообещав, что ты выживешь – ты и выживешь, если постараешься, но уничтожишь по пути всех, кого только успеешь.
Медузия чувствовала, что её кровь становится гуще, и что оная практически не способна растекаться по её венам и артериям, но теперь у неё был один совершенно идеальный выход.
Она знала, что должна это сделать.
- Тогда мы отомстим! – с уверенностью воскликнула Горгонова, внимательно глядя на девушку. – Мы обязательно отомстим!
- Как именно? – удивлённо переспросила Склепова. – Я убью её, - она сжала нож в руке и замахнулась, словно увидела только что ту самую убийцу, но, впрочем, её движение так и оборвалось, не став законченным.
Она едва-едва дышала, едва стояла на ногах, но, тем не менее, эта предельная ненависть давала ей слишком много сил.
Гробыня так хотела убить кого-то, а после наконец-то присоединиться к Гуне, быть рядом с ним.
Только сначала она должна была убить ту тварь, которая отобрала у неё Гуню – в конце концов, плевать на всё…
Плевать на всё, лишь бы только “Тибидохс” не стал победой для чёртовой Лотковой и её женишка.
Для двух, которым Гуня умудрился поверить, а они предали его, перерезав горло и не оставив ни единого шанса на спасение.
Они заслужили это.
***
Таня давно уже не чувствовала себя ни на одно мгновение защищённой, но, тем не менее, она упрямо молчала, понимая, что не должна делиться собственными опасениями, которые могли оказаться не особо-то и правдивыми.
Она чувствовала, что её смерть уже практически настигла её и что стоит за спиной. Гроттер не понимала, откуда появилось такое впечатление, и что вообще с нею происходит, но это было очень опасно сейчас - особенно тот факт, что она никак не могла сопротивляться даже самому понятию собственной судьбы.
Ей казалось, что её должны были убить совсем скоро.
Таня уже видела собственную смерть в видениях, в нескольких десятках вариаций, и это очень пугало её.
Гроттер предпочитала не думать об этом, но, тем не менее, не оставалось совершенно никакого выбора – она не могла просто так оттолкнуть от себя собственные мысли, потому что те накрыли её с головой и буквально душили, заставляли задыхаться от ужаса, который находился буквально везде.
Она поднялась и попыталась подойти к краю утёса, но поняла, что попросту не может этого сделать.
Таня так и осталась стоять на ногах, потому что сесть тоже было выше её сил, и хотела было отойти куда-то подальше, вот только кто-то схватил её за руку.
Был только один человек, который мог бы сейчас это сделать – и Таня оглянулась, столкнувшись со взглядом голубых глаз Ивана.
- Знаешь, - вдруг прошептал тот совсем-совсем тихо, - я вспомнил о письме, в котором Чума приглашала нас на “Тибидохс”.
- Не приглашала, а заставляла.
Гроттер сама не знала, что сделало её голос таким холодным и ледяным, словно непонятный кусок льда, о который можно было разбить что угодно, вот только не было ни единого шанса сейчас схватить его.
Таня сама не понимала, откуда у неё вдруг вообще появилось определённого рода презрение к Ивану.
- Ты хотела бы выиграть? – наконец-то полушёпотом поинтересовался он – человек, который уже убивал.
Гроттер отрицательно покачала головой, словно отказываясь от любой возможности спастись от собственной смерти.
Она помнила, как Вера горела от её взгляда, помнила, и просто не могла позволить себе забыть этот момент.
Гроттер с неожиданным удивлением осознала, что что-то слышит. Это были даже не видения, а…
Мысли?
“Даже здесь, на “Тибидохсе”, наступает момент, когда надо бороться за себя! Даже тут нельзя пытаться держаться кучи на последних этапах, тем более, если спутник просто висит балластом на плечах.
Если продолжать носиться за прошлым и хвататься за него, то ничего хорошего не получится. Может быть, я даже никогда её на самом деле не любил?”
Гроттер не хотела соглашаться с тем, что это был Иван – но, тем не менее, кто тогда? И считать ли такие мысли предательством уже прямо сейчас, или ждать чего-то куда более отвратительного, чем то, что он сейчас думает.
- Я считаю, что мы должны бежать к людям и попытаться остановить их, - наконец-то выдохнул Валялкин, обнимая её за талию.
Гроттер оглянулась, презрительным взглядом окинув Ивана, и в очередной раз отвернулась, не в силах просто так стоять и смотреть ему в глаза, потому что это казалось сейчас отвратительным.
Ей было противно, и Гроттер не понимала, откуда у неё в голове взялись подобные отголоски…
Это говорил кто-то чужой, явно не она, и Таня упрямо убеждала себя в том, что это просто не мог быть Иван.
Только не хороший, добрый Ванька, у которого не было бы ни единого шанса на выживание, если бы… Если бы что?
- Остановить – это убить? – наконец-то хрипловатым от напряжения голосом поинтересовалась Таня, оглянувшись и посмотрев на Ивана.
- Да.
Тот кивнул настолько быстро и равнодушно, что Таня едва-едва сумела сдержать собственную улыбку, которая почему-то так и рвалась на свободу. Гроттер чувствовала себя сумасшедшей, но…
Она ведь была такой.
- Прости, - внезапно выдохнул Иван. – Я не собирался так поступать.
- Как – так? – полушёпотом уточнила Гроттер, словно пытаясь остановить поток своих мыслей, которые так и рвались на свободу, но не спешили в тот же миг оказываться логичными и нормальными.
- Не перебивай! – воскликнул Валялкин. – Пожалуйста, я… Я понимаю, что это трудно понять, но ты, думаю, сможешь.
Он смотрел на неё настолько спокойно, что Таня вновь испытала страх, который просто не позволял ей хотя бы содрогнуться или банально сдвинуться с места – словно кто-то невидимый банально её парализовал.
- Понимаешь… - шептал совсем-совсем тихо он. – Понимаешь, это очень трудно сказать, но… Я жить хочу.
Гроттер уже знала, что он скажет дальше. Она уже слышала это когда-то, в одном из старых забытых видений.
- Я хочу жить, а ты не даёшь. Я не могу бросить тебя одну, просто так, беззащитную, но ты не хочешь идти за мной к победе.
Таня горько усмехнулась.
Она не понимала, что заставило её услышать эти слова раньше, прежде, чем она наконец-то оказалась здесь.
- Я должен это сделать.
Ванька с силой толкнул её куда-то вперёд, и Гроттер вдруг с ужасом осознала, что она буквально падает.
Вниз. В ту проклятую пропасть.
Он сломался уже потрясающе давно, невероятно, наверное, ещё с самого-самого начала, когда пытался ещё утешать её, а она не замечала – но теперь вынуждена висеть над пропастью, цепляясь руками за какой-то камень.
- Я не могу оставить тебя тут одну, - покачав головой, прошептал Ванька, наклоняясь. – Так будет лучше.
Ещё мгновение – и она упадёт вниз.
***
Кровь.
Катя чувствовала её запах совсем рядом, пьянящий, сладкий и в тот же момент немного жутковатый.
Она не думала, что отреагирует на него до такой степени резко, а когда оглянулась, то увидела Ягуна. Тот спокойно готовил какого-то зверя на чудом разожжённом костре.
Его рука и вправду хранила на себе следы от ран, достаточно сильных. Вероятно, парня умудрились укусить, когда он ловил эту зверушку, но Лоткова даже не думала жалеть его сейчас.