— М-м-м… Я б сама здесь спала.
— Кстати, как сама спишь? — Люса во всей этой «роскоши» старалась выглядеть важной и строгой. Что давалось ей не так-то легко. Хотя, по-настоящему в трепет ее ввергал лишь дон Нолдо, на которого моя обожаемая нравоучительница взирала, как на каменный монумент (снизу вверх и с открытым ртом). Смуглый вид кудрявого Дахи заставил ее лишь раз перекреститься. Мальчик, на всякий случай, представился Себастьяном и огласил свое вероисповедание. На том и сошлись. Что же до Малая, то огромный волкодав удостоился взгляда: «Что еще за грязь, шерсть, блохи вблизи ребенка?». Псу в ответ хватило ума тут же ретироваться со всем этим «богатством» прямиком на балкон. Но, я думаю, данная тема у нас всплывет еще не единожды. А вот Марит, подружка моя, сразу безоговорочно заслужила глубокую стойкую приязнь. В основном, из-за откровений о моей насыщенной жизни. Ну, да, мне лишний раз самой не краснеть. Все одно бы пришлось. — Зоя, нос свой от перилец то оторви.
— Что? А? Спим мы нормально. Здесь всем хорошо спится. Ты сама скоро поймешь… Лю-са, — протянула с явным удовольствием. — Неужели, ты здесь? Хоть глаза протирай — не верится, — и, на всякий случай, погладила ее по мягкому полному плечу.
С «пыхтелки» моей тут же слетела вся строгость:
— Ох, дочка… А я уж тоже… не чаяла свидеться. После такого-то?
— Люса… да Люса.
— Что?.. Ведь он, капитан этот твой, так меня напугал. Сначала, когда заявился к Дрине в дом, а потом, своими расспросами. Да и письма его…
— Какие «письма»?
— Как, «какие»? — шмыгнула она носом. — Он же мне отписывался о своих поисках, как обещал. Да там, по два слова всего в каждом: «Жива, но, вне зоны досягаемости».
— Это — уже больше… слов. Значит, он и с тобой связь держал?
— Ага. А недавно Арс к нам наведался.
— Заходил?
— Нет, по суше.
— Люса, а почему?
— А кто его знает? Он мне мало что про себя сказал. Переночевал одну ночку и на утро снова подался.
— Куда?
— Так тоже тебя искать.
— Ну, я же говорила? — вставила со своего края кровати Марит.
— Так, а куда мне ему письмо написать? Я лишь в Радужном Роге его адрес знаю.
— А туда и пиши. Все одно домой должен вернуться.
— Угу… Домой.
— Ты о чем, дочка?
— Да так. Мне, просто, привыкнуть надо, что я теперь тоже — дома. Бегала — бегала и…
— Прибежала, — весело хмыкнула Марит. — «Ваша светлость».
— Ой, да ну тебя.
— Дочка, ты это брось. К титулу надо относиться с почтением. А какой он у тебя?
— Какой? — посмотрела я на своих собеседниц. — Представляете, «герцогиня»… Ну, какая из меня герцогиня? Я ж…
— Да ты много кем в последнее время была. Так что, привыкай снова.
— Да я и привыкаю. Через месяц в ратуше Диганте — прием в честь основания города. И у меня там, как говорит дон Нолдо, «показательный выход». Чтобы в лицо мою персону запомнили все местные важные «персоны».
— А… он? Твой любимый мужчина? — открыла Марит рот.
— Не знаю. Я не знаю. Может и будет. Если раньше на своей Летунье никуда не махнет… Мне так страшно.
— Отчего, дочка?
— Я очень хочу его увидеть, но, также сильно боюсь. Он меня, наверное, ненавидит. А что я смогу сказать в свое оправданье?.. Ничего.
— Ничего, ничего, — задрала Марит носик. — Придет время, и ты все ему и скажешь и покажешь.
— Марит?!
— О-ох! Дай Бог здоровья дону Нолдо. Этому светлому человеку и… Его светлости, — перекрестилась Люса, шаря взглядом по сторонам. — Кстати, Зоя, надо распятье еще в кроватное изголовье повесить…
С Орлет, единственной дочерью дона Нолдо, мы познакомились спустя следующую неделю. И я поняла, что такое «тишина». Потому что она для меня закончилась. И где там, болтливая в любое время суток, Марит? Орлет была еще и жутко деятельной. Хотя, вначале напугала меня всерьез:
— Папа, показывай мне свою новую живую игрушку?! — накидка из кружева — в горничную, аромат дорогих духов — прямо мне в нос. И долгий задумчивый взгляд зеленых с поволокой глаз… — Орлет. И имей в виду: я у него — единственная.
— Зоя. Мой сын тоже для меня — единственный, — и, как кролик перед змеей, сглотнула слюну. Дон Нолдо, встав из-за стола, прокашлялся: