— Красиво, — первым оценил мой «настрой» Потап, секунду назад, закончивший колупание с дверью. — Зоя.
— Что? — оторвала я потерянные глаза от собственного отражения в зеркале.
— А ты точно решила?
— Угу. Мне, знаешь, в монастырь Святой Маргариты не очень хочется.
— Значит, и до тебя эти перечёсы дошли?
— Доползли, — медленно произнесла я, прислушиваясь к скрипу на лестнице. Потап бесшумно махнул назад, и вновь прикрыв дверь, встал сбоку у стены…
Хлобысь! Люса, ожидавшая от створки более стойкого сопротивления, замерла в проеме:
— Святые небеса!
— У него не те покровители, — подскочила я к женщине. — Ты в порту была?
— Ох, дочка, — скосилась та на выступившего Потапа. — Беда стряслась — Зачу охрана повязала.
— Как «повязала»? — ошарашено выдала я.
— Еще утром, когда он к тебе шел. Мне то… рассказали.
— И куда его увели?
— Зоя, это, тот самый? С колыбелью?
— Угу. Люса, куда его увели?
— Ясно, — снова влез Потап. — Да куда его могли увести, кроме портовой каталажки у западных складов? Не городским же властям сдавать, если дело… семейное. Ведь, семейное?
— Семейное, семейное, — растерянно кивнула я, а потом глянула на Потапа уже осмысленно.
— Нет, — категорично отрезал тот. — Я не могу тебе помочь.
— Почему? Тоже слово моему опекуну давал? — зло прищурилась я. Потап же отвел в стену взгляд:
— Считай, что давал. У него в сейфе — мое признание в соучастии в том проклятом убийстве. На всякий случай.
— Вот же аспид на наши головы! — от души сплюнула Люса. Я же, глубоко вдохнула, потом выдохнула и обвела комнату глазами:
— Та-ак… Все понятно… Потап.
— Да, Зоя.
— Спасибо за то, что меня сейчас вызволил. И давай отсюда — ты уже сильно рискуешь. А дальше — я сама. Дальше, действительно — дело семейное.
— Дочка! Ты ума лишилась!
— Зоя, куда ты лезешь? Он — смрадный тип. Половину города разными бумажками держит. К тому ж, у него нотарий вечно в карточных долгах, и на что угодно документ состряпает.
— Так, а что мне терять то? — недоуменно уставилась я на своих оппонентов. — В худшем случае — весь остаток жизни буду рисовать прутиком на песке Волчью гору. И вообще, у вас есть варианты по лучше?
— Есть — моя племянница в сорока милях отсюда.
— Зоя.
— Ну что, Потап?
— А давай вместе махнем подальше?
Вот я даже сейчас растерялась: еще секунду назад толкала в сумку из ящика комода вещи, а теперь замерла с зажатыми в руке…
— Потап. Я не могу, — произнесла в тишине.
— Почему? Все дело в нем? В этом Заче?
— Угу. Он шел меня выручать, а теперь сам страдает. А ты иди, Потап. А то, как бы мне и тебя не пришлось… выручать.
— Ясно… — глухо буркнул парень. — Там окошко внизу ненадежное — камни в кладке расшатаны. Но, дождись темноты. А теперь выходите обе. Я за вами снова дверь закрою.
— Хорошо, — разворачиваясь, кивнула я. — Люса! Давай вперед и тихими переулками, а если что: делай вид, будто шнурок на туфле развязался. Я — следом.
— Так у меня сандалии и на застежках, — тоскливо выдала та.
— Ну… будто, монету ищешь, — подтолкнула я ее к двери. И в последний раз обвела свою сумрачную комнатку глазами — да уж некогда толком прощаться. Да я и не умею…
В дороге до нужных складов два раза вышла заминка. Сначала из-за вечернего посещения портового охранника с ключом. Его Люса развернула быстро, сославшись на мою «протестную голодовку». Потом, уже на самом подходе к порту, женщина, вдруг, бросилась на «поиски» в пыли. Да так убедительно, что, колыхающийся навстречу по переулку пьянчуга (из-за которого заминка и вышла), галантно пристроился рядом. Та попыхтела-попыхтела кормой вверх, да и наддала помощнику под зад. После чего, он понесся своей дорогой (едва не присоединившись теперь уже ко мне в кустах акации), а мы, через несколько секунд, своей. И дальше, уже не останавливаясь.
Задней же стены одноэтажной портовой каталажки, облезлой и пахучей, я достигла уже в одиночестве и в сумерках, «накрывшись» ими сверху, как мутно-синим плащом. И, вспугнув с кучи мусора на углу парочку котов, аккуратно пошла по траве вдоль стены, в узком промежутке меж ней и высоким дощатым забором… Где там это окно? И где здесь вообще окна?
В итоге искомое обнаружилось почти на противоположном углу здания. И я сначала долго сбоку от него прислушивалась, от старания высунув язык. А потом, плюнула и тихо позвала: