- Садысь в машину, да… С табой старшие пагаварить хотят…
- Ты обзовись сначала… Что за старшие. Я твоих старших не знаю и дел с ними не имею…
Чичи переглянулись.
- Твои у Космоса тусуются, да…
Принц промолчал, хотя спину обдало холодом…
- Если ты с нашими старшими гаварить не хочешь, всэх тваих на куски парэжут, да…
Принц молча сел в машину…
Бить его не стали. И говорить с ним ни о чем не стали - типа "рюсский, сейчас мы тэбя зарэжем". Чеченцы - в машине из было трое - молчали, машина неслась по Ленина на огромной скорости, иногда проскакивая на красный, рыкая "крякалкой" на тех, кто не вовремя убрался с дороги. Принц город немного знал, сейчас понял, что они едут на выезд из города…
Еще несколько таких же машин стояло у рощи. Полукругом. Принц не знал, что это была та самая роща, где опускали азеров и много еще кого…
- Приыехали да… - впервые за все время поездки раскрыл рот сидевший рядом с ним чех - ыды, вон старшый наш. И тваи там тожэ, да…
Принц молча вышел из машины, сильно хлопнул дверью, направляясь к стоящим у махин чехам. Было ли ему страшно? Да было конечно. До жути. Но он знал, что показывать страх нельзя, ни в коем случае. И этому его научил не отец, не улица, этому его научил дядя Паша…
Он молча остановился в нескольких метрах от чеченцев. Они молчали. И он молчал.
А Ваха Ибрагимович нервничал… Потому что он чувствовал людей, иначе нельзя, иначе ты не станешь эмиром. И сейчас он чувствовал, что хоть русский пацаненок его и боится - но он держит себя в руках, как подобает мужчине. И разговор первым не начинает - так тоже подобает делать мужчине. И глазами сверкает… Не знал бы что русский - подумал бы что нохча, или в роду нохчи были. Может, так оно и есть. И Адам был прав, такой русский на их стороне должен быть. Потому что он не лай, никак не лай*…
Когда молчание стало совсем уже затянувшимся - Ваха Ибрагимович шагнул вперед. Тем самым проигрывая первый раунд русскому пацану, которому и четырнадцати еще не было…
- Ты меня знаешь?
- Нет.
Вот так вот…
- Меня Ваха Ибрагимович зовут, Ваха-муаллим можешь звать. Это твои люди?
- Которые?
Ваха Ибрагимович сделал знак, по его знаку вооруженные чеченцы начали выкидывать из просторных багажников машин одного за другим пацанов, связанных. Глинного и остальных.
- Вот эти. Твои люди?
- Да…
- Они на моих точках без разрешения торговали.
- Я от Москвы работаю.
Ваха Ибрагимович расхохотался
- И что? Ты в этом городе торгуешь? Значит, у меня должен разрешения спросить. При чем тут Москва?
- У каждого свой кусок. У тебя свой. У меня свой. Я твой кусок не отнял.
Если бы Адам не приказал наладить с ним отношения - Ваха Ибрагимович приказал бы зарезать дерзкого русского пацана и дело с концом. Хотя бы для того чтобы сохранить уважение к самому себе и сохранить уважение своих людей к себе. Но Адам приказал, а устами Адама приказал сам Рамзан.
Ваха Ибрагимович посмотрел на своих нукеров, готовых сделать все, что скажет им их хозяин…
- Уезжайте. Этих в городе выкинете, на окраине. Резван, останься, отвезешь потом меня.
Пинками подняв пацанов, их обратно закинули в багажники. Один за другим взревывали моторы - и кавалькада машин направилась по краю хлебного поля к дороге, ведущей в город…
Принц молча ждал продолжения…
- Я не сказал - живыми их выкинуть или мертвыми…
- Мертвыми… Это будет беспределом. А вы ведь не хотите беспредела, Ваха-муаллим.
И снова Ваха Ибрагимович почувствовал, что нить разговора от него ускользает…
- Ты правильно сказал, беспредела я не хочу. Я обратил внимание на тебя, ты хорошо работаешь… И говоришь тоже хорошо. Умно. А такие люди - нужны мне. Ты сколько имеешь со своей дряни…
- Достаточно.
- Достаточно не бывает никогда. Хочешь торговать настоящим товаром? Там деньги совсем другие. Можешь в Москве торговать, я скажу про тебя людям, они дадут тебе товар.
- За это срок…
Ваха Ибрагимович расхохотался - на сей раз искренне. Вот тут он переиграл русского. Начисто!
- Срок… Резван, подойди сюда, дорогой…
Как только Резван - гладко выбритый, крепкий, не слишком похожий на чеченца подошел, Ваха Ибрагимович указал на его автомат. АКС-74У.
- Вот автомат. Как ты думаешь, откуда Резван его взял?
- Откуда я знаю? Купил, наверное…
- Нет… - Ваха Ибрагимович улыбнулся, вот теперь нить он перехватил - не догадался. Его ему выдали в оружейной комнате. Бесплатно. Резван - капитан милиции. Вашей милиции. Ты думаешь, он один такой? Поэтому - о каком сроке ты говоришь?
Принц опустил голову.
- Ты хапаешь по мелочи. Ты не знаешь что такое настоящие деньги. И что такое настоящая дружба. Твои люди сдали тебя, а мы еще не начали их резать. Вот с кем ты работаешь. Если будешь работать на нас - никакой срок тебе не грозит.
Что делать…
- Здесь я всего лишь на лето.
- Ничего страшного. В Москве я тоже слово скажу. Над тобой, два этажа сверху, живет человек. Шмелем погоняют. Знаешь?
- Знаю.
- К нему придешь. У него товар для тебя будет. Настоящий товар. Я скажу, чтобы он дал тебе по хорошей цене. Резван, поехали. И ты садись в машину - до дома довезем. Я рядом с тобой живу…
* лай - раб (чеченск.)
06 августа 20… г.
Энск
Шмелю было хреново. Так хреново, что он не знал куда себя деть. Все валилось из рук. Дело не шло. Все - к чертям собачьим. И в причине всего этого разора он боялся признаться даже самому себе.
Маха…
Проклятье!
Сам Шмель знал много историй, когда деловые люди сгорали из-за бабы. Истории были самыми разными. Один переписал весь свой бизнес на сожительницу из-за опасения налоговой - и горько пожалел потом об этом. Второй после ухода своей бабы начал с горькой, а потом переключился на Деда Герасима* - убрали свои же. Третий, подозревая свою жену решил подкараулить - подкараулил, завалил обоих. До суда не дожил - слишком много знал. Все они знали правила и Шмель их тоже знал - бабы не должны были мешать делу. Но это легко говорить. Или других людей судить. А как тебя коснется…
Сам Шмель не мог понять чего в этом больше чувства к Махе или ненависти. Лютой ненависти к московскому сопляку, который решил что ему все дозволено, и богатый папахен, случись чего, вытащит их любого дерьма.
- А вот хрен!
Шмель не заметил как сказал это вслух. Он сказал это, валяясь на диване в состоянии жесточайшей хандры, чего с ним никогда не бывало до этого. Он даже забыл о том, что вчера надо было идти и забрать товар на базаре, а также передать деньги за предыдущую партию. Но настойчивый звонок в дверь не дал ему забыть об этом.
Матерясь, Шмель подошел к двери
- Кто там еще?
- Открывайте, Волович. Милиция!
Только через секунду, до Шмеля дошло, что он еще и деньги не собрал и не пересчитал - так и лежат в разбросе.
- Сейчас я! Сейчас, гражданин начальник! Оденусь только!
В до боли знакомом опорном пункте толпился народ - Волович недоуменно осмотрелся. Вот дело будет, если его и в самом деле на разбор вызвали. А у него на кармане восемьсот косарей! Обшмонают и привет. И потом не сделаешь - ничего - законная ментовская добыча. Хотя нет, насчет "ничего" он погорячился - сделаешь и еще как. Это если три-пять штук у кого на кармане при шмоне найдут - тут и в самом деле ничего не сделаешь. Если восемьсот - расклад совершенно другой, таких денег бесхозных не бывает, и менты это знают. Шопнешь* - найдут и вывернут наизнанку через прямую кишку, и не посмотрят что мент. Когда базар за большие деньги заходит - тут корочки не канают.
- Заходим, Волович, что встал! - толчок в спину оторвал Шмеля от его мыслей
В кабинете были двое. Чеченцы - это Шмель определил сразу. Один в штатском, второй - в милицейской форме.