Гуров взял Крячко под руку, вывел на улицу, внимательно оглядел ее и кивнул. Станислав подробно рассказал о происшедшем. Оказалось, что “алкаш”, свалившийся у “волги” группы наружного наблюдения, вложил под оба передних колеса металлические шипы, и когда машина тронулась...
– Теперь просчитай, Лев Иванович, сколько человек и какой квалификации против нас задействовано, – продолжал Крячко. – Только мне выделили две группы, как номера машин стали известны. С какой поразительной скоростью они действовали! Надо было угнать “неотложку”...
– Могла давно стоять в гараже, – перебил Гуров. – Проверь.
– Мы нашли ее брошенной в переулке у Октябрьской площади. Ясно, что там их ждала другая машина. Найти нас на Ленинском проспекте, зная номера машин, дело плевое. Но “алкаши”?! Небритость, одежда, запах, уверенность в розыгрыше легенды – ты сам знаешь, на подготовку требуется время. И почему они так спешили?
– Тут моя вина, – ответил Гуров. – Я дал Байкову на размышления час, они узнали и успели. Как узнали? Я не верю, чтобы вчера наши ребята что-нибудь проворонили, у них же тоже современная техника. Я опустил жалюзи, и через окна нас достать не могли.
– Один черт знает, что сегодня технически возможно, а что нет.
– Под каким предлогом девочку взяли из дома?
– Отец соскучился, больница рядом, попросил подвезти дочку.
– Простенько.
– Все простенько, но с большим вкусом, – усмехнулся Крячко и сильно толкнул Гурова к стене дома.
По переулку на бешеной скорости пронесся “форд”, не наехав колесом на тротуар, скрылся за углом.
Оперативники взглянули друг на друга и рассмеялись.
– Если за нами сейчас наблюдают, что не исключено, то представляешь, как смеются? – вздохнул Крячко.
– Не стану напоминать известную пословицу, цитирую сыщика Гурова: “Еще не вечер”.
– Классика. Ты отлично понимаешь, разработчик всей операции из наших. Он все знает, в ловушку ты его не заманишь. И девочку он не отдаст.
– Еще не вечер, – упрямо повторил Гуров.
– Хорошо! Согласен! – вспылил Крячко. – Ты гений! Но ты лишь человек! А человек не может победить машину!
– Станислав, мне столько раз это говорили... Когда убьют, тогда и победят, и ни секундой раньше.
– Извини, но на хрен нам все это нужно?
– Отвечу вопросом на вопрос. – Гуров провел ладонями по лицу, зевнул. – А на хрен мы с тобой вообще живем? Такая организация, огромные деньги – значит, наркотики. Я об этом давно думаю. Когда Борис мне сказал, что рэкетиры “наехали” на него лишь раз, а вечером позвонили, извинились, сказали, мол, ошиблись адресом, я сразу подумал: значит, его охраняют люди более серьезные. А кто у нас самый богатый, серьезный и организованный? Наркобизнес. Значит, мы с тобой служим в одном из отделений наркобизнеса.
– Спасибо, босс! Но тогда нам мало платят.
– Верно, я скажу Борису, – усмехнулся Гуров. – Пошли, тебе полагается чашка кофе, а мне, как признанному алкашу, капель несколько. Признаюсь, Станислав, у меня есть идея...
– А у меня жена и сын, – сердито ответил Крячко.
Когда они проходили мимо приемной Юдина, секретарша громко сказала:
– Лев Иванович, шеф просил зайти.
– Спасибо, красавица, а где наш больной?
– В вашем кабинете.
– Прекрасно, – Гуров взглянул на Крячко. – Вари кофе, я сейчас. – Он сел рядом со столом Елены Добродеевой, которая была больше чем красавица, мило улыбнувшись, взял ее блокнот, достал авторучку, начал писать, оправдываясь: – Простите за ради бога, но памяти никакой, а уж при виде вас вообще теряю голову.
Он не дописал страницу, перевернул, начал строчить на новой, затем вырвал из блокнота два исписанных и несколько чистых листков, положил блокнот на место, листки в карман.
– Странный вы человек, Лев Иванович, – секретарша смотрела серьезно. Ее полные перламутровые губы приоткрылись, обнажая зубы, какие можно видеть лишь в кино и на рекламных роликах. – Вы здесь не первым день и по профессии сыщик. Вы заметили, что я – женщина?
– Обязательно! – радостно ответил Гуров. – Признаюсь, я и предложение Бориса Андреевича принял в основном, чтобы видеть вас ежедневно.
– Считаете меня дурой?
– Лишь женщиной, которая хочет слышать то, что она хочет слышать.
– Если мне удастся вас увлечь, я выну из вас душу!
– Верю на сто процентов, – Гуров поднялся.
– Пригласите меня на ужин.
– Женщине нужно отдавать все либо не предлагать ничего, – очень серьезно ответил Гуров. – Когда я буду принадлежать себе, то лягу у ваших ног.
– Дайте слово.
– Честное слово. – Гуров посмотрел женщине в глаза, постучал в дверь шефа и вошел.
– Где ты пропадаешь? – недовольно пробурчал Юдин, увидел, как Гуров приложил ладонь к губам, и замолчал.
– Обсуждали со Станиславом наше положение, признали его незавидным. – Гуров положил перед Юдиным один из исписанных листков, пока шеф читал, сыщик продолжал: – Не томите.
Байков признался?
– Черта с два! – рявкнул Юдин. – Якобы он ничего не знает, ни с кем не связан, кто и с какой целью похитил его дочь, понятия не имеет! А то немногое, о чем он догадывается, не скажет, так как дочка ему дороже всех коммерческих сделок в мире.
– Кретин! – Гуров забрал свой листочек у Юдина, прикурил, листочек сжег. – Баба с возу – кобыле легче. Если бы он признался, я был бы обязан его защищать. От кого и как защищать, я не знаю. Он молчит, никто в его молчание не поверит, и его убьют. А мне не грустно. Я обменяю его на девочку, верну ее бабушке, а за жизнь предателя и лгуна я не в ответе.
– Мне его уволить? – спросил Юдин.
– Хозяин – барин. Верить ему нельзя – это точно. Если надо закончить какую-то срочную работу, пусть заканчивает, хотя лично я думаю, что он не жилец.
Гуров наклонился над столом и написал: “Рассказал?” Юдин в ответ кивнул.
– Ладно, Борис, пойду, скажу этому придурку пару ласковых слов и буду ждать звонка и договариваться об обмене.
Гуров вышел, кивнул секретарше, словно посторонний, зашагал в свой кабинет. Крячко и Байков пили кофе. Гуров протянул юристу записку, которую написал в приемной, и зло заговорил:
– Значит, не знаешь, не ведаешь, не понимаешь? – он достал коньяк, хлебнул из горлышка. – Я двадцать с лишним лет слышу такие глупости. Кто их говорит? Битые-перебитые преступники, которые утверждают, что чистосердечное признание облегчает душу и удлиняет срок. Я тебя судить не вправе, собирался защищать, теперь не буду. Кто тебе поверит? Я не поверю, что ты ничего не знаешь. На той стороне никто не поверит, что матерый волк Гуров не сумел расколоть такого сопливого фрайера. А если сейчас не расколол, то обязательно расколет, получив девочку. Григорий, ты в любом случае не жилец, так отомсти за себя, подбрось хоть ниточку, чтобы я мог уцепиться.
Гуров говорил так зло и убедительно, что у Байкова начали дрожать руки. Он со страхом смотрел на Гурова, в записку, перечитывал, шевеля губами, словно малограмотный, снова смотрел в отчужденное лицо сыщика, наконец собрался с силами и прошептал:
– Выручите Дашу, я ничего не знаю.
– Что ты бормочешь? Дочку отдайте, а ты не в курсе дел. Прекрасно. Вот господа хорошие позвонят, ты сам с ними и договаривайся. Я был старшим опером-важняком, тогда меня такие дела касались. Сегодня я начальник службы безопасности фирмы “Стоик”.
– У сотрудника фирмы похитили ребенка! – завизжал Байков.
– Станислав, у тебя валерьянка имеется?
– Валидол, – Крячко полез в карман.
– Дай ему, а то помрет, нам контрагенты не поверят и девчонку не отдадут. Она им и не нужна, не отдадут для перестраховки, начнут меня шантажировать. Мол, ты, волчара, фрайера расколол и убрал за ненадобностью, теперь в нас вцепишься. Чтобы ты особо не дергался, мы невинное дитя у себя подержим. Как излагаю, понятно?