Ворота распахнулись и за ними показалась необыкновенно простая Крондиэмская женщина. Она, без выражения, внимательно меня осмотрела. «Сюда, сэр».
Я последовал за ней по мшистой вымощенной кирпичом дорожке, через когда-то прекрасный сад. Теперь сад был запущен, клумбы разрослись и поросли сорняками. Самые колючие растения, по-видимому, сохранили больше всего силы; пока мы взбирались к террасе, стилетная лоза порвала мне рукав куртки.
Я пробормотал что-то раздражённо, служанка повернулась ко мне и обдала меня взглядом злобного веселья. «Осторожно, сэр», — сказала она со смаком. Мне стало интересно, что она думает обо мне — без сомнения женщины Крондиэма имели нелестное мнение о мужчинах, особенно чужаках, которые приехали сюда умирать. Она приняла меня за одного из них? Я покачал головой, чувствуя неловкость.
На вершине широких ступеней террасы я повернулся и посмотрел назад. Вид на бледную поверхность Ока был великолепен — в темноте Око был как огромная снежная равнина, а огни других городов мерцали вдоль чёрной зубчатой ленты кольцевой стены.
Я снова повернулся к дворцу. Позади линии стеклянных дверей, которые образовывали переднюю часть террасы, кто-то ждал, вырисовываясь силуэтом на фоне идущего изнутри света. Я не мог её чётко видеть через фасочные стёкла дверей, но в её позе было безошибочное изящество.
На мгновение я остановился, без движения, испуганный. «Идёмте, сэр», — сказала Крондиэмка. «Хозяйка ждёт».
В конце концов я двинулся вперёд, однако меня переполняла смесь предвкушения и, как ни странно, сожаления… словно сейчас в своей жизни я проходил по дороге, по которой я никогда больше не смогу пройти.
Служанка придержала для меня дверь и я прошёл внутрь.
И тогда я в первый раз увидел Мэделен отчётливо.
Есть некоторые вещи, которые не поддаются описанию, и всё же производят на нас такое сильное впечатление, что мы вынуждены описывать их снова и снова — не только другим, но даже самим себе. Солдаты пытаются описать вызывающее галлюцинации ощущение войны. Матери пытаются описать, каково это — приложить к груди новорожденного. Возлюбленные пытаются описать потерю своих любимых. Святые пытаются описать понимание своих особенных божеств.
Я могу попытаться описать Мэделен… хотя я уверен, что даже моё неистово удерживаемое воспоминание не возвратит мне её адекватного образа.
Её кожа была настолько бледно-фиолетовой, что была почти белой. Её волосы — стремительный поток просвечивающего аметиста, ниспадающий сияющими волнами почти до талии. Её глаза были огромные и пурпурные, её губы — тёмно-тёмно малиновые. В это мгновение её расцветка показалась мне самой прекрасной из мыслимых… а любая другая женщина во вселенной — грязным комом по сравнению с ней.
Широкие скулы, нестреловидные брови, узкий подбородок под большим ртом — всё это были детали в цельности той обескураживающей живости, на которую я должен был смотреть.
На ней было простое белое платье без рукавов, длинной до бёдер, с высоким воротником из серебряной парчи, и никаких драгоценностей. У неё был пурпурно-розовый цветок ночной лозы и веточка серовато-розового алиссума приколотая, чтобы сосборить ткань у её правого бедра. Любое другое украшение приуменьшило бы её совершенство. С левой стороны на платье был разрез до талии, открывающий её гладкое мускулистое бедро.
Её тело казалось совсем человеческим в его характерных признаках: узкая упругая талия, бёдра, немного более широкие, чем теперь было модно, небольшие округлые груди, широкие плечи, изящные руки, длинная грациозная шея. Подобная бесстрастная опись не может дать ни малейшего представления о том эффекте, который она на меня произвела.
Мне вдруг пришло в голову, что её муж, должно быть, очень близок к смерти.
Она использовала тот же самый аромат, на который я обратил внимание у загона, и мне стало любопытно, был ли он продуктом парфюмерного искусства или просто запахом её тела.
В пангалактических мирах, где любой с небольшим количеством денег мог быть красивым, все попривыкли к обычной красоте. Её же красота была настолько экстраординарна, что, когда она сказала: «Привет, Гражданин Хендер», — в ответ я смог только раскрыть рот в немом удивлении.
Тем не менее я немного собрался и сказал: «Простите; думаю, я слегка замёрз».
Она приняла это извинение без следа насмешки. «Мне жаль… в это время года наш климат не очень приятен. Вам следует посетить наш город весной; это гораздо приятнее». Она улыбнулась, чуть задумчиво.
Это показалось настолько нелепым человеческим замечанием, что я не смог придумать ответ, поэтому, просто кивнул.