— Белый дом.
Он подошел к видеофону.
— Алло, это доктор Свитсент.
— Минуту, — Экран опустел. Затем на нем появился Джино Молинари.
— Так, доктор. Они добрались до вашего рига.
— Боже, — вырвалось у него.
— Все что мы увидели, когда вошли, это был ваш хваленый риг. Мертвый. Кто-то из них, должно быть, видел, как вы входили. Плохо, что вы не отвезли его прямо в ТМК. Вместо этой гостиницы.
— Теперь я это понимаю.
— Послушайте, — отрывисто сказал Молинари. — Я звоню вам, потому что знаю, вам будет интересно это узнать. Но не слишком вините себя. Эти ребята с Лилистар профессионалы. Это могло случиться с каждым. — Он наклонился ближе к экрану и с ударением произнес: — Это не настолько важно; есть и другие возможности вступить в контакт с ригами, три или четыре — мы как раз решаем, как лучше ими воспользоваться.
— Это можно говорить по видеофону? Молинари сказал:
— Френекси и его компания только что отбыли на Лилистар, убрались так быстро, как только сумели. Поверьте моему слову, Свитсент, они знают. Так что наша задача действовать быстро. Мы рассчитываем вступить в связь с правительством ригов в течение двух часов; при необходимости будем вести переговоры по открытому радиоканалу, пусть подслушивают. — Он взглянул на часы. — Я должен кончать разговор. Вы остаетесь на своей должности. — Экран погас. В лихорадочной спешке Молинари перешел к выполнению следующей задачи. Он не мог позволить себе сидеть и сплетничать. Вдруг экран снова загорелся; перед Эриком опять был Молинари, — Запомните, доктор, вы выполнили то, что от вас требовалось; вы вынудили их выполнить мое завещание, эти десять страниц, которые они перекладывали с места на место, пока вы не приехали. Если бы не вы, меня бы здесь сейчас не было; я уже говорил вам это и не хочу, чтобы вы об этом забывали — у меня нет времени, чтобы повторять это снова и снова, — Он коротко усмехнулся, и изображение на экране снова погасло. На этот раз он больше не зажегся.
“Но провал есть провал, — сказал себе Эрик. Он вернулся на кухню и снова сел перед своей чашкой. Никто не произнес ни слова, — Из-за того, что я все испортил, — подумал Эрик, — лилистарцы получили дополнительное время, чтобы окружить нас и обрушиться на Землю со всеми своими силами. Миллионы человеческих жизней и, возможно, годы оккупации — вот цена, которую все мы заплатим. И все потому, что ему показалось хорошей идеей отвезти сегодня Дег Дал Ила в гостиницу “Цезарь” вместо того, чтобы сразу привезти его в ТМК. — Потом ему пришло в голову, что в ТМК у них тоже есть, по крайней мере, один агент; они могли добраться до него и здесь. “И что теперь?” — спрашивал он себя.
— Наверное, ты права, Пэт, — сказал он. — Наверное, мне следовало стать военным хирургом и работать на базе, в прифронтовом госпитале.
— Конечно, а почему нет? — ответила она.
— Совсем скоро, хотя ты этого еще не знаешь, фронт будет здесь, на Земле.
Она побледнела, но попыталась улыбнуться.
— Почему?
— Политики, Превратности войны. Ненадежные союзники. Сегодняшний союзник завтра оказывается врагом. И наоборот. — Он допил кофе и встал. — Удачи тебе, Пэт, в твоей телевизионной карьере и в твоей яркой, только начинающейся жизни. Надеюсь, что война не затронет тебя слишком сильно. “Война, которую я помог принести сюда”, — добавил он про себя. — Пока.
Она осталась молча сидеть за кухонным столом, отхлебывая свой кофе, пока он выходил через прихожую к двери, открывал се и захлопывал за собой, Они даже не кивнула на прощанье; она была слишком испугана, ошеломлена тем, что он ей сообщил.
“Спасибо, Джино, — сказал он про себя, спускаясь на первый этаж, — Это была хорошая мысль; не твоя вина, что из этого ничего не вышло. Ничего, кроме более глубокого осознания того, как мало полезного я сделал и как много вредного”.
Он шел пешком по темным улицам Пасадены, пока не заметил такси; он остановил его, сел и только после этого задумался, куда же ему ехать.
— Вы хотите сказать, что не знаете, где живете, сэр? — спросил автомат.
— Вези меня в Тиуану, — неожиданно сказал он.
— Слушаюсь, сэр, — сказал автомат и развернулся на юг.
Глава 14
Он бесцельно бродил, шаркая по тротуару, мимо маленьких, похожих на киоски, магазинчиков, расцвеченных неоновыми огнями, прислушиваясь к крикам уличных торговцев и наслаждаясь видом беспрестанно снующих машин самых разнообразных типов, от новейших автоматических такси до древних колесных автомобилей, сделанных когда-то в США и теперь на склоне лет оказавшихся здесь.
— Интересуетесь девочками, мистер? — мальчишка не старше одиннадцати схватил Эрика за рукав, пытаясь остановить. — Моя сестра, ей только исполнилось семь лет, и она еще ни разу не была с мужчиной, не сойти мне с места, если вы будете не первым.
— Сколько? — спросил Эрик.
— Десять долларов плюс стоимость комнаты, без комнаты плохо. Улица делает любовь чем-то грязным; после этого теряешь к себе всякое уважение.
— В этом есть доля правды, — согласился Эрик. Но не остановился.
С приближением ночи роботы-торговцы с их неуклюжими громадными лотками, тележками и корзинами постепенно покидали улицы Тиуаны; дневной люд и пожилые американские туристы уступали место другим. Спешащий куда-то мужчина грубо оттолкнул Эрика; девушка в свитере и тесной, готовой разойтись по швам юбке протиснулась мимо него, на мгновение их тела соприкоснулись,… “Как будто, — подумал он, — мы уже давно знаем друг друга”, И этот неожиданный обмен теплотой двух сомкнувшихся тел явился выражением глубочайшего и полного взаимопонимания между нами. Девушка прошла мимо и скрылась из глаз. Группа развязных молодых мексиканцев в меховых куртках с открытым воротом шла прямо на него, их приоткрытые рты создавали впечатление, что они задыхаются. Он осторожно уступил им дорогу.
“В, городе, где вес позволено, — подумал Эрик, — и где все можно достать, чувствуешь себя снова ребенком, оказавшимся среди своих кубиков и игрушек, в центре вселенной, в которой любая вещь находится в пределах досягаемости вытянутой руки. Входная плата высока: она состоит я отказе от взрослости.” И все-таки ему нравилось здесь. Шум и суета вокруг были отголосками реальной жизни. Некоторые считают все здесь отвратительным; он — нет. Эти люди не правы. Беспокойные, блуждающие по городу стаи мужчин в поисках Бог знает чего не догадывались и не знали, что их стремление является выражением первородного зова самой протоплазмы. Это беспрестанное беспокойство когда-то вывело жизнь из моря на сушу; теперь, будучи уже земными существами, они продолжают скитаться но улицам, и он бродил вместе с ними с одной улицы на другую. Перед ним был салон татуировок, современный и комфортабельный, весь залитый светом; его хозяин ловко орудовал электрической иглой, которая, почти не касаясь кожи, лишь поглаживая ее, сплетала на теле прихотливый узор.
“Как насчет татуировки? — спросил себя Эрик. — Что бы мне изобразить, какой сюжет или картина будут мне приятны в это время невзгод и лишений? Во время ожидания начала оккупации? Во время, когда все мы беспомощны и запуганы, когда мы забыли о своем мужском достоинстве?”
Он вошел в салон, сел в кресло и сказал: — Вы можете написать у меня на груди что-нибудь вроде…, — он задумался. Хозяин продолжал заниматься своим посетителем, толстым солдатом ООН, близоруко смотрящим перед собой. — Мне нужна картина, — решил Эрик.
— Выберите сами, — Ему передали громадный фолиант; он открыл наугад. Женщина с четырьмя грудями, на каждой из которых помещалось по законченному предложению. Не совсем то. Он перевернул страницу. Космический корабль, изрыгающий из всех своих двигателей столбы пламени. Нет. Напоминает ему о его Я из 2056, которого он подвел, Я за ригов, решил он. Татуировка, которая должна быть видна, в том числе и для военной полиции Лилистар. И не надо будет принимать больше никаких решений.
“Жалость к самому себе, — подумал он, — Существует, интересно, такая вещь как самосострадание? Никогда, впрочем, об этом не слышал”.
— Выбрал наконец, приятель? — спросил его хозяин салона, закончив обслуживать своего клиента.