Художественным творчеством он и подтвердил, и опроверг свои опасения, многократно их иронически преобразовав и вывернув наизнанку. Текстуальные совпадения с теоретическими высказываниями автора, обильная цитация чужих сочинений и ссылки на знаковые имена отнюдь не означают, что именно этим Виткевич выразил свою позицию. Его точка зрения диалектична, основана на снятии мнимых противоречий. Обратимым переходом эмоционально-смысловых начал в его творчестве создана сложная, развивающаяся картина действительности. Пародируя в драмах и прозе собственные отвлеченные «умствования», он освобождался от них. Идеи — свои и чужие — для Виткевича — подвижные элементы художественной структуры, подчиненной только правде формы. Потому что все-таки он был прежде всего художником.
На рубеже 30-х годов писатель оказался в сложнейшем психологическом и материальном положении. Жена — Ядвига Унруг — после пяти лет совместной жизни остается его преданным другом и даже делит с ним кров, когда он зимой переезжает к ней в Варшаву. В то же время развиваются его мучительные отношения с последней любовью — Чеславой Окнинской (той, вместе с которой он в конце концов сведет счеты с жизнью; она чудом останется жива и много лет спустя умрет, попытавшись отправиться к месту его гибели).
Пьесы Виткация к тому времени почти не идут, книги не расходятся. Он бросается в журналистику — впервые начинает зарабатывать пером. «Трактатец» о наркотиках как причине упадка личности — безуспешная попытка добиться кассового успеха, — как он и опасался, укрепила его дурную славу; ее учительный пафос остался не воспринят на фоне одиозности темы. Вторая книга-эссе, посвященная гигиене духа и тела, «Немытые души» (1936), где деградация человечества рассмотрена в социально-психоаналитическом аспекте, осталась неизданной.
«Наркотики» — крупнейшая из работ Виткевича о столь важной для него материи. «Отчет о действии пейотля» позволяет заглянуть в мастерскую автора, позднее переработавшего и уточнившего наркотические «сенсации». В очерке «О наркотиках» Виткаций, популяризатор здорового образа жизни и воспитатель нравственности, дал краткий дайджест своих воззрений на предмет. Все эти тексты знаменуют собой завершение кризиса литературного вымысла и переход к абсолютной, почти внехудожественной риторике, произведениям словно нарочито антилитературным, перетекающим в публицистическое и наукообразное словостроение.
Последний роман Виткевича — «Единственный выход» — писался без расчета на издание. Завершена лишь первая часть, замысел второй отодвинут философско-эссеистическими сочинениями; степень слияния этих текстовых массивов так высока, что, как видно, ничто не побуждало автора дописывать роман до конца. «Единственный выход» — риторическая беллетризированная «мыслецепь», в которой элементы сюжета сохранены, но фабульный фон отжат до намека. Изредка автор с явной неохотой идет на формальные уступки жанру романа, но повествование неудержимо перерастает в трактат.
Подводя итог своих философских и художественных исканий, Виткевич расстается с вымыслом, но использует нарративную условность, чтобы передать то, что невыразимо на языке логических построений. Жизнь озадачивает героев, создавая снижающий контекст для их абстрактного мудрствования, демонстрируя бесплодность отвлеченной философии. Событийный повод для романа — развязка жизни философа Изидора Смогожевича-Вендзеевского, который женится на особе по имени Русталка Идейко, а через день его убивает приятель — «воскресный художник» Марцелий Кизер-Буцевич, бывший любовник жены. И Марцелий, и Изидор — чиновники среднего звена, но службой себя не обременяют; они помешаны на искусстве и философии. Вне связи с житейскими перипетиями их поглощает теоретическая беседа, в которой принимают участие профессор логики, музыкант, бизнесмен.
Спорщики живут «во времена чудовищные, но в своем роде прекрасные», при авторитарном режиме под властью партийно-бюрократической клики, именуемой «ПЗП», во главе с перекочевавшим из пьесы «Сапожники» Гнэмбоном Пучимордой (есть, впрочем, и оппозиция — враждующие партии «детеков» и «эмзетфетистов»). «Замордизм» госсистемы не занимает автора: модель духовного упадка героев применима к любому месту и времени.