Курильщик, вновь берущийся за сигарету после долгого перерыва (начиная с нескольких месяцев), не испытывает, как правило, вышеописанных симптомов. Напротив — он переживает то упоительное возбуждение, в которое пришел, закурив когда-то впервые, но только без отрицательных признаков приобщения к гнусному, унизительному пороку — без тошноты, головной боли и тому подобных явлений. Он думает: «И зачем я бросил курить. Это ж чудесная штука. Поехали дальше». И понемногу, начав с малых доз, но увеличивая их несравненно быстрее, чем тогда, вначале, он переходит в стадию привычного, по большей части уже безнадежного курения и отупения, следующего за ним шаг в шаг. У него нет тех критериев оценки своего упадка, что у курильщика, который пусть даже и не раз бросал и начинал снова, — он не чувствует последствий острого отравления, которые, из-за отсутствия антидотов, вырабатываемых организмом, выступают после короткого перерыва на фоне ярких симптомов абстиненции. Тот, кто сделал краткую попытку, или несколько таковых, непременно рано или поздно бросит на всю жизнь. Память о чудных минутах воздержания наверняка не даст ему покоя и даже в момент наилучшей забавы будет пугать призраком бездарно загубленной жизни, которая, несмотря на все, в чем ее можно упрекнуть, у нас как-никак одна-единственная. Поэтому те, кто то бросит, то опять начнет, не слишком этим огорчаются и не преувеличивают ужас своего положения. Обретенный опыт только придаст им сил, и в решающий момент они навсегда порвут с систематическим, прогрессирующим умственным самоубийством. Речь ведь не столько о легких, артериях, горле, сердце и желудке, сколько о мозге и нервной системе, о разуме и ясном видении действительности, без которых ни к чему ни легкие кентавра, ни свиной желудок.
Чтобы бросить курить, нужно выбрать подходящий момент. Лучше не делать этого (неправильно поступают некоторые) в обстоятельствах исключительных: на отдыхе, в путешествии или сразу после того, как вы влюбились и даже обручились. Возвращение к повседневности сразу напомнит о недавней дурной привычке и заставит оправдать первую отрицательную реакцию на обыденную жизнь отсутствием наркотика, всегда готового с изощренным коварством поглотить ваши лучшие духовные силы. Лучше всего бросать на фоне самых обыкновенных будничных занятий. В крайнем случае можно сделать это в субботу или накануне какого-нибудь праздника (только не перед Рождеством и не перед Пасхой), чтобы иметь свободный день и привыкнуть к новому состоянию. Несколько дней ни под каким видом нельзя принимать вечерние приглашения. Сонливость сразу после ужина и невозможность поддержать обычную светскую беседу (бррр — что за мерзость!) — очень удобный повод «выкурить сигаретку». «Одна-то не повредит», — услужливо буркнет какой-нибудь курильщик, который, как все ревнители порока, любит видеть кузина, соседа или случайного гостя, и даже друга (а может, п р е ж д е в с е г о друга — кто знает?) в том же упадке, в котором пребывает он сам. Состояние непосредственно после того, как вы бросили, следует пережить в сосредоточенности, среди близких (правда, видеть дальних и желания-то нет), потому что время это (если наконец на третий или четвертый раз вы сдержали слово) никогда больше не вернется. А время-то необычное — словно вы приняли какой-то неизвестный наркотик. Да так оно и есть воистину. Систематически отравляемый организм вынужден вырабатывать некие антитела для борьбы с заливающей его отравой. Освобожденные от своих прискорбных обязанностей, эти — скорее противотела (зачем сцеплять иноземную приставку с исконным словом?) — бушуют сами по себе. Отравление антиникотином столь приятно, что стократ вознаграждает за неудобства воздержания. Надо только вслушаться в голос своих клеток, потрохов, а то и «психических глубин», и не внушать себе, будто без сигарет жить невозможно, не стонать беспрерывно: «хочу курить, не могу ни говорить, ни работать, ничего неохота делать» и т. п. Необходимо разговаривать, что-то делать, переживать — именно так, как велит данное расположение духа, — следует его специфическим образом использовать. И прежде всего — для работы: через три-четыре дня уже проявится положительный эффект отказа от табака — в повышении производительности труда, как умственного, так и физического, а то, что в первые три дня потеряно из-за некоторой, по-своему блаженной, вялости, окупится годами действительно «радостного творчества», пускай это будет всего лишь рубка дров или подсчеты на арифмометре. Но надо употребить то же усилие, что всегда, а не сваливать свое нежелание напрягаться на состояние «НК». (То же относится к состоянию «НП» — непития.) Вследствие некурения растет добросовестность всякой работы — так же, как изобретательность во всех направлениях, отсюда экономия усилий. Возрастает аппетит и потребность во сне — но только поначалу. Четыре-пять дней можно жрать сколько влезет, а потом уже легко обуздать этот — здоровый, впрочем — инстинкт организма, пробуждающегося к новой жизни. Вовсе незачем обжираться без удержу и жиреть, как свинья на откорме, как поступают некоторые. В течение трех недель, при минимуме доброй воли, проблема питания будет урегулирована полностью. Только не давать себе поблажки, не позволять себе все что угодно «в порядке компенсации», как вознаграждение за муки табачного голода. Другие наркотики, насколько я знаю, не дают этой положительно приятной первой фазы абстиненции. Мне немного (н е м н о г о — повторяю, сто тысяч чертей!) знаком алкогольный голод, так вот: он, как психическое состояние, в первый период, безусловно, несравненно тяжелее, чем голод табачный.