Дальше я расскажу вам по порядку о переживаниях того, кто резко бросил курить, но, к сожалению, только завтра — поскольку эти слова я пишу с паршивой «пахитосиной» в поганой морде, вконец отравленный и с трудом удерживаясь от того, чтоб послать подальше такую относительно легкую работу, как писание данного «трактатца», который тем не менее должен быть всеми прочитан и переведен на все языки. Да, завтра, только завтра — ничего не поделаешь. Но уж завтра поглядим, не станет ли мой отказ от табака правдой и не покажу ли вам я, «Великий Магистр Временного Некурения», высочайший класс, не брошу ли курить навсегда. А если кто меня с сигареткой в зубах застукает, тот будет вправе счесть, что я отказался прожить остаток дней на высшем уровне, на какой способен, и вообще отрекся от самого себя. Я не стану говорить здесь о таких вещах, как: склероз, раннее старение и порча желудка (à propos[28]: те, кто утверждает, что без «К» не может как следует «про... это самое», пусть попробуют есть сливы и делать гимнастику Мюллера и тогда увидят), — меня интересует только психика. Все прочее оставляю специалистам, но и они должны бросить курить, дабы иметь объективное суждение и опыт. Ага — вот еще что: нехорошо, не испытав благотворных последствий временного некурения, с первой же попытки бросать раз и навсегда, безо всяких манигансов[29] — с первой попытки, подчеркиваю. Тот, кто никогда не бросал и вдруг бросил, не покурит год, от силы два, а потом вернется к курению и никогда уже с ним не покончит. Снова начнет с трех сигарет в день, а придет к шести десяткам, а то и к сотне, даже не мечтая повторить попытку. Пагубные последствия курения заметны (даже в зеркале) и ощутимы ясно и отчетливо, когда сызнова закуришь после трех-четырехдневного перерыва. Помимо чисто скотского удовольствия (неужели нету лучших, черт побери!!) от первого или, ну, скажем, третьего глотка вонючего дыма, сразу наступает то состояние, которое кроме симптомов чисто физических (головокружения, дряблости икр, общей разбитости, желания пойти хоть куда-нибудь, вкуса гнусной гари) являет собой образчик (Muster[30], échantillon[31]) тех психических изменений, которые есть удел любого курильщика, с той разницей, что, прервав краткое воздержание, он обретает их в виде сконденсированном, а не растянутом на всю жизнь.
Итак, прежде всего это характерное сожаление: «и зачем только я закурил (-а)?» Из-за сомнительного вкусо-обонятельного удовольствия (ведь есть же, есть и получше, черт возьми!) ощущаешь, как мысли в голове мутятся, к тому же — приходит неприятное отчуждение от себя, неловкость, безответственность, нерешительность в малейших вопросах, словно самый пупок личности развязан, к тому же общая слабость (известно, что такое сигареты для спортсменов — полная гибель, хуже алкоголя), а сверх того — специфическое п о т у с к н е н и е реальности, знакомое лишь тем, кто закуривал после перерыва в несколько дней, этот разлив пошлости и скуки, сравнимый с тем, как если б на цветастый ковер выплеснули ведро густых серых нечистот. Жизнь моментально теряет очарование, все покрывается быстрозастывающим налетом банальности, бесплодности и заурядности. Человек чувствует себя измученным и грязным, пусть даже за полчаса до того он начисто выскоблил себя щеткой братьев Зеннебальдт из Бялой и был весел как птичка. Кажется, что каждая клеточка облеплена омерзительной вонючей подливой — чем-то вроде гадкого клейстера, какой накапливается в долго не чищенной трубке. Ищешь спасения во второй, третьей, десятой сигарете кряду, и вот — через пару часов ты опять на дне упадка и только вспоминаешь те дни без курева, как время, проведенное в каком-то чудесном краю кристально чистых красок, огня, воодушевления, довольства собой и потрясающих возможностей. А потом перестаешь тосковать даже об этом. Несчастный курильщик возвращается, как бедный конь в упряжку, чтоб обреченно тянуть лямку, вращая колесо обыденности, без надежды выбраться, без высших стремлений, лишь бы отпахать свое да по-скотски отдохнуть, не имея шанса развиться в каком-либо направлении, даже в сфере своего механического труда, — он конченый человек, хотя обычно не подозревает об этом. И все же где-то на донышке остается неясное воспоминание о слегка утомительных — что правда, то правда, — но зато чистых минутах борьбы с убийственным пороком, когда еще можно было выкарабкаться из западни. А он загубил все светлые перспективы жизни, предпочтя презренную возможность втягивать в легкие продукт неполного сгорания демонического сорняка из ада родом, справедливо называемого по-польски: «Ty-toń»[32].