Что касается нравственного воздействия, я считаю, что пейотль, а быть может, и чистый мескалин должны применяться в периоды отвыкания закоренелых наркоманов от яда. Оба препарата вызывают острое отвращение к алкоголю и табаку — как физическое, так и нравственное. Отвращение длится еще долго после того, как транс проходит, и это можно использовать даже при однократном применении как основу для того, чтобы полностью бросить пить и курить. Надо отличать наркомана, который не может порвать с отравой, от того, кто этого сделать не хочет. Первое состояние, разумеется, есть следствие второго. Выходу из последнего может замечательно помочь пейотль — привив неприязнь к данному наркотику, с чем так трудно на первых стадиях. Желание лечиться (только, увы, не у алкоголиков — у них такое желание — исключение) появляется обычно, когда «домашние» средства применять уже поздно, а санаторное лечение в большинстве случаев невозможно. Конечно, ко всему можно пристраститься, даже к аспирину или касторовому маслу. Если кто изо всех сил упрется, он может стать завзятым пейотлистом или мескалинистом — но это, пожалуй, будет тип совершенно извращенный, так или иначе приговоренный к гибели. Я отнюдь не пропагандирую пейотлизм как новый способ «бегства от действительности», а лишь указываю на неоценимые заслуги пейотля в том, что касается возможности начать так называемую «новую жизнь».
Когда я впервые испробовал это чудотворное лекарство, я был в периоде пития, слегка небезопасном. Частенько после изрядных доз алкоголя я был не прочь нюхнуть «белого порошка», чтобы прервать алкоголическую скуку. Конечно, я не назюзюкивался с утра пораньше и вообще не пил каждый день, но слишком уж часто мне требовалась легкая встряска, чтоб каждую неделю или через каждые пять недель снова и снова начинать «новую жизнь». На одной из так называемых «оргий» я встретил Оссовецкого, который потом дал мне знать, что у него ко мне есть важный разговор. К сожалению, пришлось уехать, не повидавшись с ним. Какое-то время спустя, когда я не пил уже девятый месяц, встречаю его в компании, спрашиваю, что он хотел мне тогда сообщить. Он, глянув испытующе, отвечает: «Теперь это уже ни к чему». Под моим давлением он признался, что хотел меня предостеречь от грозившего мне, по его мнению, безумия. «Еще две-три недели такой жизни, и вам бы конец», — ответил он. Так вот, в то время я и сам был близок к мысли, что надо бы надолго прекратить эксперименты, поскольку частота их (второй раз в жизни) стала переходить границы дозволенного — даже такому малоподвластному порокам индивиду, как я. И без сомнения, я сделал бы это сам, обойдясь без всяких искусственных средств, как делал это не раз даже в менее опасных «obstojatielstwach». Но мне, безусловно, помог пейотль, когда я резко бросил пить и ничего (разве что иногда немножечко пива) в рот не брал на протяжении четырнадцати месяцев, притом без малейших усилий. Конечно, для этого нужна воля. На одном пейотле, не приложив усилий, далеко не уедешь. Но иной раз надо только дать первый толчок (декланшировать, мгдыкнуть, прыкснуть, крвампкнуть, щелбамкнуть), пробудить первый рефлекс здоровой воли, чтобы все здание на нем как бы само построилось. А пейотль кроме отвращения к наркотикам помогает глубже взглянуть внутрь себя — для лиц, не имеющих особой обязанности экономить свой мозг ради вещей более ценных, чем водяра и коко, это может быть особенно ценно.