Остался только сияющий ветер бесконечного пространства ее, Кошиной, пустоты равной пустоте космоса. Пустота дышала холодным огнем ужаса. Вдруг Коше открылось, что это Дьявол - тот, кто расщепил мир. То есть создал его из пустоты.
А Бог тогда кто?
Если мир не расщепить - его нет. Даже просто мысль - уже расщепление молчания. Молчание - полно, потому что непрерывно, слова - пусты, а потому ограниченны. Ограниченное не может передать непрерывного.
Старики впадают в маразм, когда их мир становится только словами. Когда они верят, что все так и есть, как они говорят. Слова отделяют людей от мира - они создают стену, за которой мир пропадает. Слова соединяют людей мостиком, по которому они могут ходить друг к другу в гости. И люди пишут слова, пытаясь объяснить себе необъяснимое. И боятся молчания, потому что не могут объяснить его словами. Заговаривают мир, как знахарка заговаривает бородавку....
Черт, какая белиберда!
Кошу шарахнуло новой порцией ужаса и открылось, что Дьявол существует на самом деле. Это Он все придумал. Он сочинил из пустоты картинки и звуки, чтобы запудрить людям мозги. Он нарисовал все в "Фотошопе". А на самом деле нет ничего. Ни-че-го-о-о-о-о!
Ужас!
И Бог - это ни-че-го! Бляха муха!
- Ничего-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о! О-о-о-о-о-о-о-о! - крикнула Коша, сползая затылком вниз по стене.
Она чувствовала, что Он одобряет ее открытие. И она становится Ему равной.
Но было невыносимо ее покинутое всеми величие. Он одобрял без жалости и сочувствия, и без радости. Он не играл в эти карты. Ему было еще фиолетовее, чем Коше.
Обратно!
Надо срочно найти какие-нибудь стаканы, чтобы прийти в себя. Коша поднялась и, направившись в другую сторону коридора, оказалась перед выходом с черного хода.
Во дворе, за зданием кинотеатра, в котором случилось явление Дьявола, магическим образом возникли качели. Коша уселась в них, раскачалась до предела, и с ней произошла не менее магическая вещь. Посредине, в самом низу траектории качелей находилась точка, которая отделяла одну Кошу от Коши другой. Сзади, где-то за затылком, находилась гадостная ипостась, а впереди - некое идеальное создание, которым она, вероятно, хотела бы быть.
Коша моталась из одной в другую с полчаса, пытаясь понять - где между ними она настоящая. "Ложноножки Я" - так назвала она эти ипостаси. Просто ей понравилось слово "ложноножки". Оно было какое-то такое, что можно их безопасно отсечь. Удалить. И не умереть. Надо запомнить, отметила она для себя.
Кошу замутило, и она соскочила с качелей, целясь в идеальную ипостась. И уже на лету подумала, что хорошо бы впрыгнуть в эту идеальную ипостась, а все остальное оставить тут, на этих качелях.
Земля силой надвинулась на нее и остановилась, слегка покачиваясь у лица.
Кто-то сказал в голове: "Ничего не удерживай!" Желудок тоскливо сжался и выплеснул на землю отчаяние, тоску и разочарование. Отался равнодушный покой. Коша отползла к скамейке и с трудом на нее улеглась.
Небо мотнулось и потянуло Кошу в свою бездну. Она закрыла в глаза, потому что желудок опять что-то нехорошо сжало. Раздались голоса, появились лица и целая толпа, наперебой выкрикивая разные слова, стараясь выдернуть и привлечь к себе, накинулась на нее в ее запутавшемся мозгу.
Снаружи наоборот - наступила влажная тишина.
"Мы всю жизнь живем на лестнице в Исакии, как мокрицы на окружности тарелки." - прозвучало в голове. Сознание вернулось.
- Вначале было слово... - пробормотала Коша.
Она потрясла головой, расправила изможденные члены и, шатаясь, побрела в помещение дискотеки.
Череп потерялся.
"Мастер игры," - вспомнила Коша странное название.
Она вышла наружу окончательно и направилась прочь.
Утро свеже брело по тротуарам громкими отчетливыми шагами. Влажная пудра дождя. Коша почувствовала, что скоро осень. Вскочила в простывший пустой первый трамвай. И ощущение еще не случившегося будущего наполнило ее печалью.
Прислонилась лбом к холодному стеклу и стала бормотать невесть откуда появляющиеся строчки. Слова, словно мантра, окружали ее призрачной стеной, не давая пространству прикоснуться.
В конце проспекта
Лишь вода и небо.
А лето тихо
собирает вещи
А мы куда-то
Бесконечно едем
Не зная сами,
Что все время ищем.
Едем в трамвае
Как море качаясь
Мы не давали
Себе обещаний.
Не наглядеться.
Не надышаться.
Вот бы все время.
Так и качаться.
И я не верю,
что с тобой расстанусь.
Мы друг для друга,
Как огонь и ветер.
Я наизусть
запомнить все стараюсь.
Я навсегда
В себе оставлю это .*
Коша карябала текст в маленьком потертом блокнотике, сладостно, но уже как-то отстранено, вспоминая Рината. Она уже знала, что эти стихи - не про него. Когда-то скоро она будет бесконечно долго ездить в пустых трамваях И кого-то другого, но не Рината, вспоминать с огромной невыносимой печалью.
В районе восьмой линии в раскрытую дверь вскарабкался колченогий старикашка с гроздью медалей на помятом пиджаке и с палкой в крючковатых пальцах правой руки. Он направился через весь вагон прямо к Коше. Она испугалась, потому что не понимала, что происходит. Зачем этот человек идет прямо к ней? Разве ему мало сидений в пустом, абсолютно пустом, скрипящем вагоне.
Дедок ткнул ее палкой в плечо и жестом показал, что она должна сойти с сидения.
- Дед! Тебе что? Мало целого вагона? - удивилась Коша, потирая ушибленное место.
- Бзди! Уродина злососучая!
От удивления она задумалась, и защищаясь от палки рукой, встала.
Дедок огрел еще раз вслед по спине и уселся на ее место.
Растерянная Коша замерла в раздумьях, пытаясь понять, почему так произошло, и в чем состоит зло, совершенное ею. В том ли ее вина, что она нарушила некие правила? В том ли ее вина, что на нее просто свалили чью-то вину? В том ли ее вина, что она рождена быть виноватой?
Через две остановки, она с праведным возмущением осознала, что старик просто мудак, а она - хорошая девочка. И такая мысль пришла ей едва ли не впервые в жизни. Она обрадовалась этой мысли, стала думать ее дальше и пришла к выводу, что вообще, слишком много в мире мудаков, которые убеждают в своей правомочности только тем, что сами в нее верят. А остальным пытаются внушить, что они - дерьмо!