Такая рука могла убить.
Глухонемой сильнее стиснул пальцы - стало больно. Коша подняла глаза и сильно треснула его по руке, вызвав то ощущение, которое было в трамвае. Евгений улыбнулся, медленно разжал пальцы, вытащил из кармана ручку и блокнот, что-то нацарапал и протянул ей.
Писать что ли на бумаге? Писать! Конечно писать!
"Пойдем куда-нибудь."
Стало забавно.
- Ты понимаешь, когда я говорю? - спросила она.
Евгений утвердительно кивнул, и снова написал:
" Я могу читать по губам. Но не могу говорить."
Он довольно усмехнулся и произнес:
- Лу-блу...
И на его лице намертво поселилась сладкая полусонная улыбка. Коша с удивлением почувствовала, что ее тело, отдельно от головы отзывается на зов этой улыбки.
- Хм, так сразу... а кино? А мороженное?
У него было жесткое жилистое тело, длинные крупные конечности, угловатая, начинающая лысеть, голова. Ей не нравилась его жесткость, она пугала. Но она же и возбуждала. Глухонемой осторожно погладил Кошу по голове. И она удивилась тому чувству надежности, которое вызвал в ней этот жест. И испугалась того безоговорочного преобладания силы, которое исходило из этой надежности.
- Так сразу? Ты же не знаешь меня совсем!
" Знаю."
Коша нервно расхохоталась.
Евгений снова написал:
"Я тебя куда-нибудь хочу пригласить."
- Ну пригласи.
Она попыталась представить себе, как бы это могло получиться. Обычно люди приглашают друг друга куда-нибудь, чтобы поболтать, а это "куда-нибудь", собственно, является всего лишь поводом или фоном. Он передал ей записку:
"Куда ты хочешь? Я буду платить за твои удовольствия. Качели? Кино? Выставка?"
На выставку она уже сходила с Ринатом. Идея на чем-нибудь до тошноты укататься ей понравилась.
- Луна-парк.
***
Глухонемой катался на всех атракционах вместе с Кошей орал на весь парк, пугая ревом детей. Коша умоталась до синевы под глазами. Она шла по дорожке и умиротворенно покачивалась. Обилие американских горок давало о себе знать. В палатке они купили шашлыки и "Балтику" - верх фантазии простоватого Евгения.
Предавались чревоугодию, сидя за летним столиком. Она стала находить прелесть в бесконечном молчании. А что, может это и кайф - молча выполнять любую прихоть пушистой кошечки лишь за обещание позволить погладить по теплой шерстке? Может, ради этого стоит жить?
"У меня много денег, - написал Евгений на салфетке. - У меня дома есть все для тебя. Музыка. Пластинки. Компьютер."
Он отвез Кошу обратно на тачке и вежливо попрощался. Когда шаги Евгения затихли, Коша бродила по комнате и безотчетно перебирала вещи. Присутствие Евгения утешало, как уличную кошку утешает миска с рыбой и тазик в сортире. Но какова цена? Мучилась она, мучилась. Вздыхала, курила. Вертелась на диване. Потом она вдруг увидела на столе незнакомую книгу.
"Сказки о Силе" было написано на причудливой фантасмагорической обложке. Коша схватила книгу и начала ее читать, постепенно узнавая те таинственные вещи, о которые она постоянно спотыкалась последнее время. Или сталкивалась когда-то давно. Как-то незаметно книга заворожила ее, и Коша уснула.
И приснился ей сон.
Будто уже сумерки, будто она проснулась и видит комнату сквозь серебристо-серый туман. Во сне догадалась, что спит. Но ей захотелось что-то сделать и она подняла руку, чтобы убедиться, что может контролировать себя. Встать, например и написать какое-то слово, чтобы потом проснуться окончательно и прочитать его. Зачем? Так. Из познавательного инстинкта. Для науки. Сначала она и правда прямо перед лицом увидела свою серебристо-серую правую руку. А если встать? Коша села на кровати и тут же каким-то образом скатилась на пол.
Раздался стук, в окно заползла Муся.
- Как она меня достала! - без предисловия начала она, не глядя на растрепанную сонную подругу. - Короче, я поругалась с теткой! Я сперла у нее бутылку вина и кусок курицы.
Коша сглотнула слюнки и проснулась.
- Наливай!
Выползший из пакета запах заполонил комнату. Самиздатовский "Киндзмараули" отменно сопровождал радость поглощения плоти. Курица кончилась почти мгновенно. Муся, растопырив пальцы отправилась мыть руки. Коша отнесла тарелку к крысиной норе и, кое-как обтерев засаленное лицо и пальцы полотенцем, снова рухнула на лежбище.
- Что за жизнь! То жрать, то срать! И так весь день! - протянула она, сыто пялясь в подернутый паутинками потолок.
- Да... или трахаться, а то и все вместе. А жить-то когда? посетовала Муся, вернувшись из ванной, и легла рядом.
Наслаждаясь бездельем и сытостью, они валялись на диване почти голые. На Мусе был только сарафан на тоненьких лямочках, а на Коше длинная, почти до колен футболка с надписью:
NOBODY
KNOW I AM
LESBIAN
расположенной красивым белым квадратом на черной ткани.
Жаркий воздух медленно ползал по комнате. Подруги неподвижно замерли в ленивой дреме. Их организмы сосредоточились на пищеварении, оставив мозг почти без топлива.
Часа через два на подоконнике появился Роня.
- Сони! Вы целый день дрыхнете, как ни приду!
- А что? Есть какое-то занятие? - лениво протянула Коша. - Что? Мы уже востребованы человечеством? Вот у меня куча готовых холстов. И Зыскин мне стуканул, что какой-то француз взял их за очень хорошие деньги. И Валек даже нажился на этом. Я готова быть нужной и полезной. Скажи кому?
- Ну-ну! - рассмеялся Роня. - Остановись!
- Ты что, голодный? - подняла Муся веки и чуть-чуть повернула голову.
- Да нет... У меня даже деньги есть.. Я только что встал. Работал всю ночь.
- Мешки грузил...небось? - Коша села и потрясла головой.
- Нет. Книгу писал... - Роня прошелся по комнате. - Книгу! Напишу книгу и стану богатым.
- Блин! Ты же художник, Роня! Ты хоть одну картину нарисовал в своей жизни? - Коша сползла с дивана и потянулась, громко мяукнув.
- А зачем? Меня и так из общаги не выгоняют. Макет склею и все. Кисточки выкину. Нет, Коша. Тебе подарю! Я понял, чтобы быть художником, ни в коем случае нельзя получать художественное образование. Я очень рад, что не учился на писателя. Сам. Все сам придумывал. Пробовал. Нельзя! Нельзя у других перенимать. Так можно только вторяки делать. Завод. Автор Союз Писателей. А чтобы что-то хорошее написать. Ну совсем хорошее! Надо все самому.