Коша воспользовалась даблом по назначению и вернулась в зал.
Теперь Череп сидел уже с каким-то новым парнем. Тот постоянно улыбался и поправлял большой загорелой ладонью выгоревшую челку.
— Он что? Превратился?! — изумленно воскликнула Коша и нацелилась приземлиться.
— Нет… — замялся Череп. — Шла бы ты отсюда! Он сейчас вернется!
Новый сосед качнул головой и укорил Черепа:
— Череп! Ты чего такой? Когда придет, тогда придет. Хотите сока?
— Хочу! — улыбнулась мальчугану Коша и демонстративно опустилась напротив.
Он подвинул стакан и представился:
— Чижик.
— А я Коша… Я тебя съем! — Коша засмеялась, показав ряд крупных зубов.
— А я улечу! — Чижик улыбнулся ей в ответ.
Они еще перекинулись несколькими ничего не значащими фразами.
Коша застеснялась и, схватив ручку оставленную на столе, видимо, лысеющим «одуванчиком», принялась ее нервно вертеть. Череп то и дело оглядывался.
В проеме коридора блеснула дорогая оправа и показался сухощавый силуэт.
Коша внутренне напряглась и от волнения стиснула ручку слишком сильно. Ручка сломалась. Коша сунула ее в карман и быстро вскочила, едва не опрокинув сок.
— Ну ладно… Я пойду… — сказала она поспешно и, вернувшись к столику, где сидела Муся, потащила ее за руку. — Пойдем отсюда, а то мне звездюлин навешают.
Муся нехотя встала и поплелась за подругой.
— Что случилось-то? — спросила она перепуганную Кошу, когда они бежали на улицу.
— Это ручка рыжего, — перепуганно сказала Коша, доставая из кармана обломки. — По-моему она из золота. Я ее сломала и сперла.
— А-а-а-а-а… — протянула Муся, с усмешкой глядя в монголоидное лицо подруги.
— Перестань! Муся! — разозлилась та. — Я не хотела ее ломать. Все равно Зыскина нет. Он сказал, что не вернется. А у Черепа денег не бывает. Пойдем отсюда.
— Жалко, — вздохнула подруга. — А куда пойдем?
— Не знаю.
Они медленно двинулись в сторону Василеостровской.
— Ты всегда что-нибудь ломаешь, — недовольно начала Муся. — Ни одного дня не проходит, чтобы ты что-то не сломала. Ну какого черта тебя туда понесло? Я не понимаю, почему из-за твоей глупости я должна уходить отсюда? Череп обещал что-то прикольное. Может быть, ты отдашь эту дурацкую ручку, а мы его дождемся? В конце концов, ее же можно починить! Золото же никуда не делось от того, что ты ее сломала!
— Муся!!! — Коша резко остановилась. — Если хочешь, можешь вернуться! Я иду домой!
Она резко повернулась и, перебежав дорогу, направилась вдоль по 16-ой линии к своему флэту. Муся была права. Надо было отдать эту чертову ручку и все. Но Кошу уже несло. И рука не разжималась.
СТРАШНЫЕ МАРКИ
(Коша)
Муся пришла под утро. Поспала пару часов, пока Коша рисовала, и после полудня подруги выползли из дома со связкой холстов. Полдня они пытались устроить в галерею «Ариадна» Кошину живопись, но безрезультатно. Вернув холсты в Кошину конуру, девчонки снова отправились скитаться.
Они плелись по проспекту, шаркая кожаными подошвами сандалий. Лето путало цвет и звук. Солнечные зайчики звучали флейтой и напоминали Коше вчерашнего знакомого.
Шаги по асфальту.
Слова раскачивались в такт.
— Ну — что? Ку — да? Сегод — ня?
Подошвы сандалий шуршали, как сухие щетки барабанщика; клаксон автомобиля мяукнул синкопированным саксофоном…
— К Зы-с-с-с-с — кину?…
Снова щетки сандалий.
— А куда еще? — вздохнула Муся, наплевав на джазовую пьесу.
Главное, чтобы была цель. Пусть искуственная. Пусть ложная, но цель.
Доехав зайцем до нужного угла, подруги вошли в полупустой бар и сели за столик дожидаться, что будет дальше. Хотелось, чтобы события сами текли навстречу. Хотелось создавать их одним желанием, не прикладывая руки к телефонной трубке или к поручню трамвая; не доказывая своей лояльности жадному до жетонов метро.
Минут десять они занимались тем, что пытались найти для тела такую позу, в которой было бы удобно душе. И наконец замерли в неподвидном ступоре. Работал телевизор. Бармен хлопотал за своей стойкой. Двигались медленные стрелки часов над холодильником. И наконец наступил момент, когда в открытом проеме двери размытым контрапунктом возник бледный худой Череп.
Улыбаясь, он увидел томление подруг.
— Привет! — воскликнул он с интонацией человека несущего свет диким людям.
— Привет. — Муся махнула ему, медленно роняя темные кудри на поверхность стола и скользя по ней бессильной рукой.
Коша просто качнула кончиками пальцев.
Череп сел за столик. Он источал электричество. Это было видно.
— Ну, и… что? — спросил он. — Что вы тут томитесь?
— Да… Жрать хочется. А так же хочется, чтобы события выстраивались чудесным образом. — Коша шмыгнула. — Типичная оральная фиксация. Как говорит Зыскин. Мы ждем. Может, Зыскин придет и раскрутится на пару пузырей «Балтики». Он будет нашей виртуальной мамой. Или покормит нас. Мы хотели отдать мои картины в «Ариадну», а их не берут. Говорят, не надо им сейчас. Итак весь зал завален, а психи-художники требут денег постоянно.
— Ну ты гонишь… — Муся улыбнулась. — Не слушай ее. Это Зыскин ее грузанул позавчера.
Череп был терпим.
— Прикинте! — воскликнул он, удивляясь непостижимости происходящего. — Вчера у рыжего мужика кто-то ручку золотую спер. Вы не видели?
— Нет, — покачала головой Коша и опустила глаза.
— Пи-и-ива хочется, — опять простонала Муся.
— У меня есть вещь покруче пива, — сообщил Череп каким-то особым голосом. — И события точно будут идти чудесным образом.
— Что это за вещь такая?
— Пойдете со мной?
Они переглянулись и решили, что пойдут.
Череп жил в съемной квартире на Петроградской, в старом, вросшем в асфальт доме. Пыльные стены, высокие окна. Распаренные, пока еще цветущие липы. В августе они потемнеют и станут липкими и пыльными. А сейчас даже пахнут медом.
Странно, что дома в Питере такие пыльные. Тут все время ветра, и частые дожди. Но пыль очень цепко въедается в побелку, в дерево, в чугун. А соль, приносимая ветром с залива, разъедает краску.
— Сюда! — сказал Череп, открывая кривую дверь на пружине.
Они вошли в прохладный подъезд.
— Вы только не бойтесь, тут призрак студента иногда проходит, — голос Черепа гулко ударился о стены. — Но он безвредный. Просто по лестнице туда-сюда ходит. Иногда на подоконнике сидит.
— Какой призрак, Череп? — Муся поморщилась. — Что ты гонишь? У тебя галюцинации, да? Призраков не бывает — только когда белая горячка.
— Ха-ха! — Череп загадочно улыбнулся. — А если ты его увидишь сейчас?
Муся снова поморщилась.
Череп рассмеялся и прибавил шагу.
Коша вздрогнула — по спине скользнул холодок. Узкий извилистый не то дымок, не то беспричинный туман заколыхался в темном углу на площадке.
— Э… Череп! — дернула она его за руку. — А это что?
— Духи… — равнодушно сказал Череп. — Это всегда тут висит. Вон, на потолок глянь! А ты что? Уже чем-то закинулась?
— Нет, — Коша покачала головой. — А что, обязательно?
Она задрала голову — у самого потолка, точно амебы под микроскопом, неторопливо толклись муаровые полупрозрачные пленки.
По протертым волнам ступенек медленно спускалась пятнистая пергаментная старуха, благовоняя вокруг крепким запахом кошачьей жизни. Она цеплялась костистой коричневой рукой за чугунные узорчатые перилла. Поравнявшись с молодыми людьми она окинула их ярким блестящим взглядом и показала в улыбке неожиданно белые крепкие зубы.
— Она что, ведьма? — шепотом спросила Коша.
— Не знаю… — так же шепотом ответил Череп. — Но похоже.
Они поднялись еще на один пролет.
Муся внезапно взвизгнула.
— Ты чего? — Коша испуганно вытаращила глаза.
— Меня кто-то тронул за плечо… — растерянно пробормотала Муся, оглянувшись через плечо.