— А что? — удивился Череп. — Там на писателя учат?!
— Да нет… Он на художественном. Только он говорит, что художник он фиговый, а любит придумывать истории и разные концепции!
— Давай, — воодушевленно кивнул Череп. — Прикольно. Я люблю концепции.
— Слушай, Череп! — вдруг очень серьезно спросила Муся. — А почему ты староверческим крестом крестился?
— Ну. Типа, он правильный! Я, короче, не знаю почему — но так надо! Люди все сильнее утрачивают магические умения. Поэтому чем древнее техника, тем она надежнее.
— Эй, мы приехали, — воскликнула Муся и кинулась к выходу из трамвая.
Короче было так, будто у них оставалось одно сознание на всех и оно переходило по очереди по кругу, как косяк.
Когда они заходили в метро, навстречу попалась пара точно таких же обдолбанных парней. Они поняли друг друга без слов.
Вечерело.
Зацепили Роню в общаге. Тот не проявил никакого удивления — как будто так и надо. Встал и пошел.
Добрели до залива.
Около огромной коряги на старом кострище развели огонь.
Муся побрела по пляжу. Изредка она наклонялась, что-то подбирая с песка.
— Череп… А где ты берешь эту штуку? — спросила Коша, вороша веточкой угольки.
Череп лежал прямо на булыжниках, еще не остывших после жаркого дня. Его голое безбровое лицо улыбнулось.
— Да. В Питере тут один профессор сочиняет. Один рыжий мужик с выколотым жуком на запястье мне их приносит, а я музыку к ним пишу. Потом для диджеев диски нарезаю. Мне профессор лавэ подгоняет нормально. И еще диджеи отваливают. Так что зашибись!
— А как это? За что ОН тебе лавэ дает?
— Ну, на дискотеках под мою музыку так эти бумажки отлетают! Горстями берут. Сегодня, если доползем, увидите. Типа музыка в комплекте с бумажками.
Коша посмотрела на море, в которое медленно погружалось красное слепящее солнце, Роня летел к нему точно огромная темная птица. Коша вытянула руки, и закрыла глаза. Заходящее солнце неожиданно сильно обожгло ладони. Она отодвинула руку в сторону — холодно. Провела рукой вдоль горизонта, как бы ощупывая пространство. Небо, берег, здание порта, мачта, дома, дама, дерево — она видела изображение в постороннем отдельно существующем пространстве. Здесь должно быть дерево.
Открыла глаза проверить — все совпало.
В светлом сумраке напротив нее тяжело покачивал ветками огромный тополь. Стало интересно, что будет, если протянуть руки к огню. Костер устремился навстречу, но, оставляя в ладонях тепло, не смел притронуться к коже. Пламя осторожно отклонялось, если Коша пересекала это уговоренное расстояние.
Роня вернулся с берега и навис над костром.
Череп снова достал «Беломор», выковырнул оттуда штакету и, зацепив зубами, выдернул картонную трубку. Не до конца. Почти наполовину. Потом он ткнул картонку пальцем и сделал так, что внутри папиросной трубки оказался уголок картонки. Череп погладил длинными узловатыми пальцами папиросную трубочку, вытащил пакет с зеленкой и, сыпанув на ладонь небольшую легкую кучку, стал ловко загребать коноплю.
Присев на корточки, он поджег косяк от угля.
Роня сидел у огня с задумчивой улыбкой и грел над ним свои продолговатые ладони.
— Будешь? — спросил его Череп, протягивая косяк.
— Давай, — Роня затянулся.
Следущей была Коша.
Облака в небе засеребрились, приобретя влажное свечение. Роня встал и, отойдя от костра, опять раскинул руки и закрыл глаза. Не ветер — само пространство летело сквозь его тело плотным потоком корпускул. И Коша тоже почувствовала этот поток. Он напоминал ей что-то давно забытое, что-то, о чем нельзя было думать.
Вернулась Муся с пригоршней гладких окатышей.
Она опустилась на корягу и принялась разглядывать добычу. Некоторые камешки тускло просвечивали. И Муся любовалась ими.
Вдруг она вскрикнула и вскочила:
— Крыса! Она смотрит на меня! Уходи! Фу! Какая гадость! Она читает мои мысли!
Крыса сидела в двух метрах от компании на границе очерченной отблесками огня. Череп подошел ближе — тварь встала на лапки и потянулась усатой мордочкой.
— Ха! Приколитесь! Она не боится! — Череп отломил кусок пряника, который лежал у него в кармане, и протянул крысе. Та осторожно взяла гостинец и, осев серой кучкой, принялась грызть.
Солнце уже совсем почти скрылось, и небо немного потускнело — словно через темные очки.
— Это что? Ручная? — недовольно спросила Муся.
Крыса доела пряник и вдруг направилась прямо к ней. Муся вспрыгнула на корягу, сняла с ноги туфель и запустив им в крысу, заорала:
— Уйди дрянь! Уйди! Уберите ее!
Крыса заметалась между ногами, потом юркнула в какую-то нору. Инцидент был забыт и исчерпан.
Череп достал из кармана часы и торжествующе заявил:
— Идут часики-то? Уже за полночь. Ха-ха! На дискотеку пора! Девчонки! Давайте еще косячок и на танцы!
— Блин! — рассмеялась Коша. — А я и забыла про часы-то…
— Да, — Муся с готовностью поднялась. — Пойдемте отсюда, я боюсь этой крысы. Мне тут вообще не нравится. Меня тут все пугает.
— Я не хочу на дискотеку, — сказала Коша.
Роня закашлялся.
— Я тоже не пойду.
— Нам не надо за это платить, — сказал Череп и, забрав косяк у Рони, передал его Мусе.
— Да нет. Не поэтому. Я не люблю, когда много людей, — сказал Роня. — И танцевать я не люблю. А тут хорошо. Ветер. Залив. Можно что-нибудь посмотреть такое. Природное.
Череп с сожалением пожал плечами.
— Ну типа, жаль и все такое!
— А вы идите с Мусей! — сказала Коша и забрала у нее косяк.
— Да ну! Пойдем вместе! — Муся обняла ее за плечи. — Мне без тебя грустно будет.
Коше не хотелось никуда уходить. Крыса не пугала. Пугал город. Стены, которые начнут сплющивать.
— Нет. Не могу, — отрезала она.
— Ну… — Череп развел руками.
Парочка направилась бодрым строевым шагом по пересеченной местности пляжа. В темноте, куда они шли, возникла светящаяся лимонными диагоналями сетка. Вибрируя, она висела над раскуроченной свалкой кусками рыболовной снасти. В голове снова заиграла музыка о сыне дьявола.
И Коша поймала себя на том, что идет вслед, только когда услышала Ронин вопль.
— Эй! Ты что? Решила с ними? — кричал ее новый друг.
Она застопорилась и тряхнула головой. Ничего себе! Она ведь не собиралась уходить с пляжа.
— Нет, я так, проводить немножко, — извиняясь, улыбнулась Коша.
Она почувствовала, что где-то есть тысячи людей, которые в этот момент слышат эту же музыку. И это немного испугало ее.
(Рита)
Почему бы не ставить даты, если это дневник. Плохо, когда нет никаких ремарок насчет времени. И оттого все путается. Было ли это на следующий день или через неделю? Остается следить за положением солнца на небосводе, хотя куда как проще было бы проставить даты.
ОТКРЫТИЕ
(Коша)
Пожилой человек (Коша его не знала, но лицо его было чем-то знакомо) дорого и со вкусом одетый, с неподвижным лицом и какими-то сосущими глазами. Он что-то говорил, и Коша, кажется, понимала. Потом он показал ей график с цифрами, которые в тот момент произвели на Кошу сильное впечатление.
Проснулась она от того, что рядом с ее кроватью кто-то стоял, потом раздались удаляющиеся, почему-то в сторону окна, шаги. Но когда она все-таки открыла глаза, то в комнате никого не было, и окно было закрыто на шпингалет.
Крыса сожрала весь хлеб на столе, и есть было нечего.
— Сука! — буркнула растрепанная Коша, погрозив кулаком крысиной норе.
Коша взяла обломки злополучной золотой ручки и попробовала соединить их. Ничего не вышло. Тогда она закинула их на шкаф. Туда же, где лежала флейта.
Чистя зубы, она вспомнила, что назначена встреча с галерейщиком. Упаковала пять работ и выругалась на тему того, что не дамское это дело таскать такие тяжести.
Галерейщика звали Валентином. Он сидел за столом, как порядочный человек, но его тупое выражение, сбитые костяшки и колбаски пальцев, которыми он барабанил по полированной поверхности, выдавали основное занятие. Минут пять сальные глазки тупо смотрели на холсты, потом Валентин вздохнул, скользнул взглядом по бесстыдным сиськам под рваной белой майкой посетительницы и сказал: