— Ой! Даже не знаю… — Муся жеманно склонила голову. — У нас с Кошей тоже постель ничего себе. А! Представляешь, недавно была на вечеринке и нашла такую фишку. Засунула голову в низкочастотый динамик, и меня так проперло! Просто! Ты знаешь, мне так обидно за Кошу. У нее такие суперские картины. А эти мудаки не понимают… Ну, почему? Неужели это все из-за яиц? Неужели нельзя быть просто людьми? Яйца отдельно — картины отдельно.
Закончив выступление, она отхлебнула из Зыскинского стакана.
— Яйца — это и есть жизнь, — вздохнул Зыскин. — Как же их отделить?
— Но скажи, почему ей труднее, а ей еще сильнее мешают? — возмутилась Муся и громко двинула стакан по столу, уже совсем пьяненькая, она взглянула на спину Рыжина и добавила. — А этот Валек, просто… Бе-е-е… Бе-е-е-е-е! Вот скажи! Почему?
— Потому — кончается на «У», — обиженно сказал Зыскин. — Я с тобой согласен. Я тоже за справедливость. Я за светлое будущее, где ни у кого не будет яиц! За роботов без яиц! Я хочу с тобой выпить. Давай!
— Давай! — сказала Муся.
И они выпили.
Муся откинулась на спинку стула и поджала под себя ногу.
Хлопнула дверь.
Вернулся Ринат. Прошел мимо Коши, не заметив ее. Муся посмотрела на него долгим мутным взглядом. Коша со вздохом отложила журнал. Внутри все перевернулось и обожгло желудок крысиным укусом. Она терпеливо ждала, как это будет, и что она будет чувствовать дальше, когда они будут делать э т о, и она э т о увидит. Ждала, как ждут очереди перед кабинетом зубного.
Отвела глаза и наткнулась на прямой взгляд Евгения.
— Что уставился? Что ты на меня уставился? — зло сказала она. — Какое право ты имеешь на меня так пялиться?
Она резко поднялась на ноги и швырнула журнал. Опять она разрывалась между местью и желанием. Между желанием свободы и желанием плена.
Ринат подошел к Мусе и поцеловал в губы «по-взрослому».
Они свалились на диван и занялись изучением анатомии друг друга.
Коша заставила легкие вдохнуть. Никто не хочет никаких сложностей. А она хотела. Коша подсела к Зыскину. Конечно, надо было уже уйти. Котов опрокинул стакан и громко объявил, что хочет жрать:
— Блин! От хозяина тут уже ничего не добьешься! Рыжин! Пойдем на кухню! Сожрем что-нибудь! В холодильнике, наверно, есть…
И они четверо — Зыскин, Рыжин, Котов и Коша — удалились на кухню. Потом последним приперся Евгений.
— Давай! — Зыскин поднял стакан, протянул Коше второй и неожиданно ласково погладил ее по голове.
— Ага! — Коша опрокинула в себя сразу всю водку. Лучше бы это была синильная кислота.
Рыжин закрылся в туалете и пел там громкую песню. Евгений молча пожирал Кошу глазами. На него она старалась не обращать внимания. Котов шуровал в холодильнике.
— Черт! Жрать хочется! Что за вечеринка? Хозяин трахается, выпивка кончилась, блядей нет! У-у-у!
— Знаешь, почем ушли твои работы? — тихо спросил Зыскин.
— А что, они уже ушли?! — Коша в изумлении вытаращила глаза. — Как это?!
— Какой-то француз приехал и взял все по штукарю за каждую… То ли Арнольд, то ли Артур…
— А ты откуда знаешь?
— Рыжин сказал, он случайно увидел, как их грузили в машину. Только ты не кипятись сейчас. Не устраивай ему разборки. Он-то не причем. Наоборот. Он как-то, опять же случайно, разговор Валька с Прыщом подслушал. То ли Прыщу денег мало было, то ли еще что… Короче, Прыщ разорался на всю галерею. Валек не пожалел своей руки, чтобы ему мозги подправить и заодно лицо. Он теперь с пластырем ходит.
Коша с грустью сравнила названную сумму и ту, которую получила от Валентина сама. Разница была нереальна. Она покосилась взглядом в комнату — на диване продолжался урок анатомии. Желудок сжался.
Никчемная! Никчемная! Никчемная!
— Да и хер с ними… Все равно мне их никак не получить было, — сказала она зло. Трезвея и мрачнея.
Вдруг Зыскин обнаружил, что кончилась выпивка.
— Однако, водка кончилась. Однако, в магазинку надо… Кто со мной пойдет? Вы пойдете? — Он покачал в воздухе пустой бутылкой.
— Пойдем! — ответил Котов за себя и за Рыжина.
Зыскин грустно глянул на Кошу и очень тихо одними губами спросил:
— А ты? Пусть они тут. А мы пойдем.
Коша молча покачала головой.
— А, может, пойдешь? — спросил Зыскин снова, взглянув на возню на диване.
Коша помотала головой:
Зыскин ткнул Евгения, сидящего у стены, в плечо:
— Айда!
Тот нехотя поднялся.
Они шумной гурьбой прокатились по лестнице, потом по двору. Голоса стихли, скрывшись за аркой. Распластавшись на подоконнике, Коша нависла над провалом двора. В небе медленно летела звездочка спутника еле видная на фоне светлого ночного неба. Стена дома круто уходила вниз. Черная кошка Рината сидела посреди асфальтового каре в глубокой задумчивости.
— Чернуха! — шепнула ей Коша.
И эхо усилило шепот до жестяного шелеста.
Чернуха повернула мордочку и одними губами еле слышно произнесла:
— Мя-а-а.
Коша почувствовала спиной Рината.
Он подошел к ней и потянул за собой.
— Пойдем к нам. Ты же хотела!
Наклонился и поцеловал. Она позволила довести себя до дивана, равнодушно проследила, как Ринат стащил с нее платье, потом вяло повалилась в Мусины объятья. Коша заблудилась в перепутанных чувствах. Было так странно ощущать настоящее. Коша следила за тем, как ее тело все еще отзывается на движения любовника, и одновременно была где-то рядом — смотрела на все со стороны и думала, зачем ей это? Она попыталась что-либо почувствовать, но не смогла — потому, что не знала, что нужно чувствовать в такой ситуации.
Зачем все это?
Коша мягко отодвинулась в сторону и с наслаждением мазохиста смотрела, как задница Рината энергично задвигалась на фоне окна.
Она подумала, что должна хотеть убить их обоих. Но не хочет.
Стало безысходно скучно. Коша незаметно выскользнула и, схватив вещи, вышла в кухню. Оделась. Все хорошо. Все хорошо. Она красивая, как артистка. Талантливая, как Пикассо ли Дали. Только в этом нет никакого смысла.
Она сама не знала, что считать правильным и чего хотеть. Уйти, остаться, жить, умереть?
Коша понимала, что это какой-то другой мир, в котором все не так, как казалось прежде. И придется научиться понимать все это, и с этим жить.
Вернулась бригада с пузырем. Из комнаты раздавались совершенно конкретные звуки, поэтому все остались на кухне. Рыжин подошел к Коше и спросил, обхватив рукой за талию:
— Ну… А ты?
— У меня выходной сегодня! — сказала она мрачно.
— А что мы тогда тут стоим? — Рыжин пожал плечами, взял пузырь и отправился в комнату. — Вы что, деликатные какие-то?
За ним, пряча глаза, потянулся Зыскин.
— Я покурю, — объявила Коша. — Здесь.
Высунувшись в окно, плюнула вниз. Плевок звучно шмякнулся об асфальт. Когда повернулась обратно, Евгений уже устроился на столе напротив.
— Ты не хочешь меня одну оставить? — спросила Коша его довольно резко.
Он помотал головой и улыбнулся.
— Тогда я тебя оставлю! — сказала она злобно и пошла в туалет.
На очке Коша разрыдалась обильными пьяными слезами. Включила воду, сидела прислонившись к стене и рыдала. Рыдания выворачивали, они вылезали из нее, как змеи, ей хотелось что-нибудь себе повредить. Но было стыдно, что об этом узнают. А умирать совсем она еще не решила.
Не было у нее зла на людей!
Она хотела, чтобы они объяснили ей, что они делают. Чтобы она тоже могла жить с ними одной общей человеческой жизнью. Ведь она человек!
Кое-как заткнув глотку и отмыв лицо, Коша взялась за шпингалет. Хорошо бы в кухне было темно…
Евгений упрямо сидел на столе и нагло смотрел на ее распухшее от слез лицо.
— Черт бы побрал это электричество! — рявкнула Коша и поднесла руку к выключателю.
Неожиданно посыпались искры, свет потух во всей квартире. Музыка сказала: «Ы-у-у!» и затихла.
И, хотя полной темноты не было — все-таки белая ночь — что-то разбилось. От неожиданности. Раздалось всеобщее громкое возмущение, и Коша, под шумок выскользнув на лестницу, побежала вниз. Через два пролета она услышала, как открылась дверь, и кто-то побежал следом.