— Ты сам-то в это дерьмо веришь?
— Да не дерьмо это!
— Как не дерьмо, если ты говоришь полное дерьмо? — Коша почему-то начала злиться.
— Ну вот радиоволны, да? Ты же не видишь их?
— А приемник-то и видит и слышит! — возразила Коша.
Череп терпеливо продолжил:
— Так пока приемник не сделали, их тоже никто, типа, не видел и не слышал! А голова-то человеческая покруче приемника будет, дура! Дура ты, Е-Кош! Такие ты картины рисуешь и такая ты дура! Как это может быть?
— Да-а-а?! — Коша напрягла все извилины, пытаясь представить голову в виде приемника.
— Я покажу тебе! — возбужденно продолжил Череп. — Я познакомлю тебя с одним парнем, который тебя сильно удивит. Ты, кстати, видела его. Помнишь, еще в мае, кажется… я сидел в кафе сначала с очкастым дядькой с жуком на руке, это он мне марки приносит. А потом очкастый ушел, и вместо него пришел Чижик. Чижик такие корки может отмачивать! Супер!
— Например…
— Ну вот я лично видел, как он разогнал тучу. Мы стояли и мокли под дождем, а он говорит — сейчас все сделаю. И через пять минут в небе голубая дыра образовалась.
Коша засмеялась:
— Блин! Ты веришь в этот бред?! Причем тут он? Это просто погода такая была! Просто погода!!! Понимаешь?
Она никак не могла прекратить припадок смеха, судорожно сводящего живот.
— Блин! — повысил голос Череп. — Ну студента-то ты видела? Он даже Мусю трогал за плечо! Почему ты самой себе не веришь?
— Почему? — борясь со смехом, выговорила Коша. — Я верю… верю, что здесь я вижу такой глюк. Это — в моей голове. Понимаешь? В голове!!!
Она постучала себя по макушке.
— Долго ты будешь ржать? — поморщился Череп, хмуря свои отсутствующие брови. — Иди водички попей.
— Насчет водички ты прав, — прохихикала Коша, вскочила и выбежала на кухню.
От пепси припадок смеха прошел. Она медленно пила газировку маленькими готками и молчала, обдумывая. Ей, конечно, тоже хотелось бы поверить в эту бредятину, так, наверно, проще — действительно, наркотик никуда не уйдет, не будет с другой у тебя на глазах — но уж слишком это все… Хотя. Кто знает, как все на самом деле? Кто? Кто знает?
И тут ей непреодолимо захотелось убедиться в том, к чему надо стремиться. Что же он такое показывает? Может быть, она не поняла, когда первый раз они долбанулись марками?
— У тебя есть что-нибудь? — спросила она Черепа, вернувшись в комнату с бутылкой пепси в куках.
— Марок нет. Только ночью получу. Есть калипсол. На пару часов. Хочешь?
Коша посмотрела в окно. Белые ночи пошли на убыль, и небо ощутимо темнело.
— Давай, — решительно кивнула она.
Череп принес две ампулы и машинку. Он всадил Коше в ягодицу нужную дозу, и она стала ждать действия наркотика.
Во рту появился привкус мандариновых корок, и Коша поняла, что состоит из тысяч разноцветных кубиков и рассыпается галактикой, распространяясь во все стороны из какой-то точки, в которой эти кубики откуда-то появляются. Необъяснимо, как это удавалось оставаться этой конкретной точкой и одновременно чувствовать, что каждый улетающий в бесконечность кубик — тоже она?
Если сосредоточиться на одном из них, точка бифуркации перемещалась туда. Тело исчезло. Все — была голова. Радостная легкость разлеталась вместе с личностью в разные стороны. На языке стала вертеться горьковато-ароматная фраза «танджерин-дрим-танджерин-дрим-танджериндрим».
Череп должен быть где-то слева. Коша повернула голову и увидела его содержимое насквозь: внутри темного силуэта фосфорисцирующий бледный скелет. Это показалось страшным знаком. Черный паук дрогнул внутри и метнулся в угол, прячась от своей паутины. Потом снова выглянул из укрытия и осторожно направился к мухе.
— Я вижу твой скелет, — сообщила она Черепу каким-то мандариновым звуком.
— А чего еще?
— Только твой скелет вижу внутри тебя. Но это же глюк!
— Может быть, ты будешь отрицать, что внутри меня есть скелет?
— А ты тоже видишь?
— Нет, скелет я не вижу. Мы можем махнуться головами. Тогда, может быть, увижу.
— Как это?
— Давай сюда.
Руки Черепа мягко обхватили ее голову, и лбы мягко соприкоснулись, вернув ощущение габаритов и чувство телесности. Кошу вдруг ни с того ни с сего заколбасило.
— Нет… Я ничего не могу. Отстань! Я не хочу! Больше ничего такого не хочу! — закричала она, чувствуя, что обыденность возвращается и проступает сквозь бред.
— Ты — неизгладимая дура! — сказал Череп с грустью, но без обиды и опустил руки.
— Почему?
— Потому что тебе дано столько, сколько не дают и десятерым, а ты…
— О чем ты? Это все у меня в голове, этого нет! Нет! Понимаешь? Потому что если бы оно было, было бы видно действие этого! Радиоволны не видны, но видно их действие!
— Ты тупая. Это все есть, просто ты узнаешь об этом чем-то другим. А мозг тебе рисует это знаками, чтобы ты, дура могла понять! Ты что, думаешь, что на самом дело все так, как ты видишь глазами? На самом деле никто не знает, как все на самом деле!
— Да что ты плетешь? — завопила Коша, убегая в кухню.
— Ладно! Помянешь мое слово — когда допрешь, что нет никакой разницы между тем и этим. Между тем, что внутри, и тем, что снаружи.
Череп пришел следом и, вытащив бутылку воды из холодильника, протянул Коше. Она схватилась за холодный баллон и стала спасаться, прижимая его к горячим щекам. Бутылка начала покрываться крупными холодными каплями.
Кошу отпустило, и все показалось не таким уж опасным, хотя вены еще гудели, как провода под высоковольтным напряжением.
— Череп, вообще-то мне там понравилось, — сказала она по зрелому размышлению. — Только страшно. Но вообще, я бы хотела изучить все и уйти туда навсегда…
— Больше калипсола нет, — сообщил Череп, наливая пепси по стаканам.
— Да нет! Я хочу без калипсола. Чтобы не оно в меня входило, а я… Я чтобы ушла туда! — Коша задумалась, облизывая языком изморось на стекле стакана.
Пожалуй, что-то есть в том, что сказал Череп. Они долго сидели на кухне, молча пялясь в разные углы.
Через полчаса все прошло окончательно. И Кошу пробило. Возможно, лучшим собеседником на эту тему мог быть Зыскин, но случилось так, что перед ней сидел Череп.
— Череп! — начала она. — Я не знаю, чего я хочу! У меня проблема. Во мне какое-то стадо людей, они не могут договориться. Меня это бесит. Бесит! Бесит! Бесит! Я не могу понять, кто из них — Я. Я живу, как какое-то дерьмо в проруби, как солома на ветру, как… блин!
В припадке внезапно охватившей ярости она долбанула ладонью по стене.
— А ты их выследи, — загадочно посоветовал Череп, и в глазу его блеснул недобрый свет.
— Это как это?
— Ты сопротивляешься, и они в тебе тусуются одновременно. Ты их кормишь своим сопротивлением. Ты думаешь, что все это ты. Но там до фига чужих! Которые совсем не ты! Постарайся поймать каждого в отдельности. И найди себя. А других — к черту! Просто пошли их подальше!
Коша вздрогнула от звонка в дверь.
— Я сейчас, — Череп метнулся в прихожую.
В стеклянной створке буфета отразился тощенький подросток с ярко-желтой короткой стрижкой. Светлые штанишки и коротенькая серебристая рубашечка в облип.
Подросток сутуло прокрался за Черепом в комнату слушать свежий сидюк. Череп врубил опять на всю железку. Коша переместилась на стул — так, чтобы видеть и Черепа и гостя.
Желтый мальчик закурил тонкую сигарету и покачивался на фоне густеющего неба в створке открытого окна, пока композиция не кончилась. Над его головой в отражении неба чиркнула крылом небольшая острокрылая птичка.
И Коша вдруг увидела, что гость только кажется мальчиком, а на самом деле он — уже взрослый дядька. Сделав резкий шаг, он оставил стекло качаться пустым.
Они скрылись с Черепом за стенкой и, пошуршав там чем-то, появились опять. Гость, закинув на плечо рюкзачок, ушел.
Череп приплелся на кухню. Не глядя, протянул кусочек бумаги.
— Вот. Принесли баблов и марки. Можно закинуться и идти на дискотеку.